Наталья Чернышева - Золотой Рассвет
Далеко внизу шумел океан, равномерно вздымая громадные, в белой пене волны. Волны с грохотом обрушивались на гранитное основание Набережной, в тщетной попытке пробить его и обрушить. Метались, пронзительно крича, завезенные с Терры чайки и местные морские утки-пищухи.
Он смотрел в сверкающую ослепительными солнечными бликами поверхность океана и вспоминал.
Кому был нужен полуживой паренек, лишившийся целительской паранормы? Правильно, абсолютно никому. Он остался на территории Института, днем работал в оранжереях, мастерских, лабораториях, а по ночам пропадал в виртуальных библиотеках, жадно поглощая знания, недоступные прежде. Ему хотелось все попробовать, везде успеть… и получалось это у него на удивление неплохо.
Астрофизика, атомная физика, программирование, шифрование, фитогенетика, строительное проектирование, парковый дизайн…
Но настоящий коммерческий успех пришел к нему в биоинженерной лаборатории.
Модификация домашнего терранского зверька – кошки – поначалу применительно к сухому холодному климату Марса оказалась настолько удачной, что Институт буквально озолотился, экспортируя этих кошек по всей Системе. Красивые пушистые создания прекрасно размножались, сохраняя абсолютно все привнесенные в геном искусственные изменения. Раньше устойчивое наследование в длительном ряду поколений считалось почти невозможным.
Он был счастлив – до того момента, когда вернулся из межпланетной деловой поездки ректор Института, профессор Ольгерд Ольмезовский.
Даже сейчас, спустя полстолетия по биологическому времени и три сотни лет по внешнему времени Системы, вспоминал он тот разговор с главой Института с яростным гневом в сердце.
Ольгерд вместе с Искинтом безо всяких церемоний вывернул его разум наизнанку, и, конечно же, узнал все. И про атомную станцию, и про Мадину, и про нежелание становиться целителем. Они переворошили всю его память, от самого рождения! Он на всю жизнь запомнил свое бессилие перед перворанговыми телепатами и отвратительные мгновения паралича воли при полном ментальном сканировании. Тогда-то он и понял, что без высшего телепатического ранга делать в этом мире абсолютно нечего. И когда добрался до второго ранга – чего это ему стоило, знал только он сам – выдрал он безжалостно из своего сознания все вложенные во младенчестве психокоды. Никто не посмел возразить ему. Как телепат высшей категории хозяином своей души мог быть только он сам…
…Если бы не кошки, пощады бы не было. А так… Ректор дал ему свое имя. И оставил в генетических лабораториях – разрабатывать для Института новые проекты. И это все равно было гораздо лучше участи целителя.
Он старался, видит Бог, старался! Многие его разработки используются в Системе и поныне. Знаменитая алая пшеница Ганимеда, кислородные рыбки Ио, китай-розы Астероидного Городка, те же кошки… Модифицированные мыши, жрущие печально известную марсианскую лиану, разъедающую металл!
Через шесть лет молодому, подающему большие надежды специалисту доверили работу с человеческим геномом.
И тогда, и сейчас одной из наиболее важной проблем оставался поиск таких сочетаний генов, какие позволяли бы совмещать телепатию и психокинез с гораздо большей эффективностью, чем уже имеющиеся генные линии целителей. И он решил проблему несовместимости! Сломал барьер, разгадал коды! И отдал приказ заряжать искуты. Но руководство Института испугалось результата. Исследования были признаны аморальными, неприемлемыми, сразу же нашлось множество безусловно-негативных результатов у всех эмбрионов и уже родившихся детей. И все, все было уничтожено! Псу под хвост одиннадцать лет напряженной работы! Про понижение рейтинга и санкции со стороны инфосферы не хотелось даже вспоминать.
Удалось спасти лишь одного ребенка. Всего одного из трех сотен. И то благодаря только и исключительно страху Искинта, получившего в подарок от неизвестного поклонника губительный эмпат-вирус. Так и пропал бы хваленый искусственный интеллект от банальной программки ни за что ни про что. Да. Если б этот вирус не появился так вовремя, его стоило бы самому придумать! Потому что на территории Института даже горсть прошлогоднего снега невозможно было спрятать без ведома Искинта.
Потом-то афера вскрылась, конечно. Когда у спасенного мальчишки проявился во всей красе дар неограниченного психокинеза, играть в тайные игры стало не только нецелесообразно, а и просто невозможно. Но отстоять жизнь маленького Тима ОКоннора оказалось очень и очень непросто. Сошлись в итоге на том, что за малейшим проявлением безусловно-негативных мутаций последует скорая и быстрая эвтаназия. А безусловно-негативная мутация у генно-инженерного конструкта – это такая вещь, которую можно найти когда угодно, было бы желание.
Как только Тим подрос достаточно, чтобы интересоваться космосом, Ян подкинул ему мысль сбежать с Терры на корабле Межзвездного Транспорта. Эти корабли прыгали сквозь изнанку пространства к наугад выбранной звезде и никогда не возвращались. Двигатели их устроены были на ином принципе, нежели двигатели регулярных рейсовых звездолетов; психокинетику с неограниченным даром пережить гиперпрыжок – раз плюнуть. И Тим сбежал. И как сбежал! Воспоминания о его побеге до сих пор грели душу радостью отмщения. Вместе с ним удрало изрядное количество воспитанников, целителей, пирокинетиков, телепатов; первый беспрецедентный массовый побег из стен родимого учреждения, окончившийся удачно для беглецов.
А через несколько месяцев накал политических страстей между Содружеством и Лигой взорвался кровопролитной войной, обрушившей инфосферу Системы…
Сам Ян угодил в Провал еще до обрыва инфосферы, иначе у него не осталось бы никаких шансов выжить. Но двадцать семь секунд падения сквозь безмолвную бездну сделали свое дело. Он забыл, необратимо забыл очень многое из прежней своей жизни. И после курса реабилитации так и не вспомнил.
Он не сумел вспомнить свое открытие, позволявшее объединить две несовместимые паранормы в одном генокомплексе! Что-то, конечно, всплывало из глубин утраченной памяти, отдельные опыты, отдельные разговоры, принятые или не принятые решения… Но в общую картину они не складывались.
С тех пор вот уже почти тридцать с хвостиком лет бился он головой в непрошибаемую стену. Не получалось у него снова повторить однажды пройденный путь. Никак.
И помочь в том никто ему не мог.
– День добрый, Ольмезовский профессор,- голос Чужого вторгся в мысли, отвлекая от воспоминаний.
Он недовольно поглядел на Чужого. В свое время иная галактическая раса не вызвала у него никакого шока. Ну, Чужие. Ну, выглядят, как мартовские коты-переростки. Ну, и что? Они во многом вели себя почти как люди. И, так же, как и люди, некоторые из них внушали к себе уважение и симпатию, а некоторые – наоборот. И стоявший перед ним сейчас воин, увы, относился ко второй категории.
