Чэд Оливер - Ветер времени
Какой он, этот человек?
Уайк почувствовал, что тьма сдавливает его. На разных планетах он видел разные типы людей, и ему трудно было почерпнуть надежду в прошлой истории этих одиноких разобщенных миров.
Если человечеству удавалось уцелеть достаточно долгое время, думал Уайк, оно строило корабли, улетавшие к звездам. Это так. Но что заставляло каждого отдельного человека лететь на таком корабле? Какая тропа приводила его к межзвездному океану?
И кто на корабле догадывается о его, Уайка, тайне?
Проходили часы, а Дерриок по-прежнему не двигался. Теперь он дышал ровно и кровь больше не стекала по его подбородку. Но… что, если он так и не очнется?
В конце концов около раненого пришлось установить дежурство. Арвон и Црига наскоро приготовили из синтетиков холодный и неаппетитный обед, а Колрак сделал Дерриоку переливание крови.
Все они держались спокойно. Люди, двигавшиеся в темных внутренностях корабля, испытывали сейчас то напряжение всех чувств, которое возникает после большого несчастья. Они говорили о Сейехи и вспоминали, как прозвали его «Обратной Связью». Им было не до смеха, однако Нлезин без устали сыпал мрачными предсказаниями, и от этого, как ни странно, становилось легче на душе. Картины, которые рисовал Нлезин, были настолько жуткими, что их не могла превзойти никакая действительность — а это уже внушало надежду.
Из корабля они не выходили. Без энергии экраны, разумеется, не работали, и члены экипажа не видели, что делается снаружи. Однако можно было предположить, что там светило солнце, а затем наступила ночь. Приближаясь к планете, они заметили, что у нее есть спутник, и, значит, теперь по звездному небу плывет луна.
Но внутри разбитого корабля царила густая мгла, которую пронизывали бледные лучи фонариков.
Прошло очень много часов. Наконец Дерриок пошевелился, лицо его побледнело и он открыл глаза.
Около него сидел Арвон.
— Не надо двигаться, Дерриок, — сказал он, дотронувшись до плеча антрополога. — Лежите спокойно.
Дерриок закрыл глаза, потом снова их открыл. Его губы были стиснуты в тонкую прямую линию. Он дышал часто и прерывисто, как будто что-то застряло у него в горле.
— Мы приземлились, — объяснил Арвон. — Все позади. Вы ударились головой, но это не опасно. Только не двигайтесь. Понимаете?
Дерриок слабо кивнул.
В рубку влезли Уайк и Колрак. Увидев священника, Дерриок чуть-чуть улыбнулся.
— Мне уже нужно ваше напутствие? — спросил он.
Колрак не сразу нашелся, что ответить.
— Сейчас я врач, — сказал он наконец.
Дерриок поморщился.
— Что-то мне не по себе, доктор, — сказал он. — Очень тошнит, вот-вот начнет рвать… — Он вдруг умолк, глаза его помутнели.
— Дерриок, — сказал капитан, — постарайтесь хоть минутку продержаться. Без вас нам не обойтись.
Взгляд антрополога снова стал осмысленным.
— Мне очень скверно. Трудно думать. Нельзя ли подождать?
— Не знаю, — ответил Уайк.
Дерриок взглянул на священника.
— В каком я состоянии, доктор? Только честно!
— Вы еще можете выкарабкаться, — сказал Колрак. — Пока неясно.
Дерриок закрыл глаза.
— Что вы хотите знать, Уайк?
— При посадке корабль сильно повредило. Если мы не найдем здесь помощи, ему уже никогда не взлететь. Мы находимся на планете, о которой нам не известно ничего. Мы не знаем, что нас ожидает тут, и сказать нам это можете только вы. Хватит у вас сил?
— Трудно, — прошептал Дерриок. — Засыпаю.
Колрак потянул капитана за руку.
— Он не может сейчас говорить. Или вы хотите убить его?
Уайк посмотрел Колраку прямо в глаза. Он сильно побледнел, дыхание его участилось.
— Вы действительно так думаете, Колрак?
— Нет, конечно, нет. Я просто имел в виду…
Капитан снова повернулся к Дерриоку.
— Поспите, Дерриок, — сказал он мягко. — Мы попробуем еще раз, когда вам станет лучше.
Трудно было решить, расслышал ли раненый эти слова, однако его лицо, казалось, стало спокойнее.
— Я останусь с ним, — предложил Колрак. — Я вас позову, Уайк.
— Нет, мы будем дежурить вместе. Хорошо?
Священник кивнул.
— Всем остальным — отдыхать, — распорядился Уайк. — Вам надо набраться сил для дальнейшего.
В разбитой рубке осталось трое. Уайк и Колрак погасили фонарики. В темноте раздавалось затрудненное дыхание Дерриока, наполняя тишину.
— Надеюсь, он проснется, — прошептал вдруг Колрак. — Если бы я знал, что поступил правильно!
— Как следует помолитесь об этом! — ответил капитан.
10
Антрополог спал уже восемь часов. Внутри корабля становилось все холоднее и холоднее, и Колрак накрыл Дерриока одеялом, а из другого одеяла соорудил нечто вроде подушки. Дерриок больше не стонал. Если бы не быстрое прерывистое дыхание, его можно было бы принять за мертвеца.
Через восемь часов они ввели ему внутривенно питательную смесь. Раствор глюкозы стекал по каплям через резиновую трубочку, и Дерриоку это как будто пошло на пользу. Во всяком случае, внутреннее кровотечение, очевидно, прекратилось.
Но он не просыпался.
Теперь необходимо было подумать о похоронах Сейехи — заморозить его тело они не могли. Арвон и Хафидж на всякий случай надели маски, хотя уже не сомневались, что наружный воздух для них безвреден, и вышли из корабля. Неподалеку от него они вырыли неглубокую могилу и опустили в нее тело Сейехи.
Нлезин вызвался посидеть около Дерриока, и Колрак с капитаном вышли вслед за остальными, чтобы произнести над Сейехи слова, которые принято говорить, когда смерть уносит товарища.
Была ночь, но после мрака внутри корабля звездный свет казался ярким, живым и дружелюбным. В вышине висел серебряный полумесяц, окутывая окрестности серовато-призрачным покровом. Кругом лежала открытая равнина и холодный ветер пронизывал насквозь.
Нигде не было заметно никаких признаков жизни.
Колрак твердо и уверенно прочитал заупокойную молитву, но его голос терялся среди просторов, залитых лунным светом. Уайк сказал то, что мог сказать, а затем земля навеки поглотила Сейехи.
— Он проделал длинный путь, чтобы умереть здесь, — проговорил Арвон.
Теперь, когда Сейехи действительно не стало, когда земля скрыла его от их глаз, они внезапно почувствовали боль утраты. Шок, вызванный катастрофой, прошел, и они вдруг поняли, что смерть совсем рядом, а родина и друзья бесконечно далеки.
Трудно было привыкнуть к мысли, что Сейехи никогда больше не вернется в рубку, никогда больше не будет работать с вычислительными машинами, которые он так любил, никогда больше не улыбнется застенчивой улыбкой, услышав свое прозвище.
