Кир Булычев - Перевал (сборник)
— Славно, славно! Вижу родственную душу.
— Ты о чем с ним разговаривал? — спросил Андрюша.
— Я памятник себе воздвиг нерукотворный, — ответил Вениамин. — К нему не зарастет народная тропа, понимаешь?
— Это что, из Пушкина?
— Нет, первоисточник. Ворон читает Горация в подлиннике.
— Жаль, — сказал Андрюша. — А мы с дедом думали, что он раскрывает тайну секунд-майора.
— Этого я не вынесу, — сказала заспанная Элла, возникая в дверях. — Почему никого нет дома?
— Простите, — сказал Вениамин, и Элла узнала его не сразу.
— Опять? — узнав, возмутилась она. — Сколько можно совершать необдуманные поступки?
— Ничего подобного, — сказал Вениамин, — это было покушение.
— Он прав, — сказал Андрюша. — Покусители скрылись. Но прохожие узнали, что это был известный гангстер Василий Полуехтов.
— Он опять приходил? — спросила Элла. — И зачем?
— Ревнивец, — сказал Андрюша. — Мститель из-за угла. Экстремист.
20
— Надежды не оправдались, — говорил Андрюша, собирая сумку. — Деда придется разочаровать. Ничего ворон не знает, кроме латыни.
— Ты куда так спешно собираешься? — спросила Элла. — Сегодня мы работаем и твой магнитофон нужен.
— Я отработаю потом, — сказал Андрюша. — Возникла возможность вскрыть гнездо местных гангстеров. Я не могу упустить такую возможность. Песни подождут.
— Ох, Андрюша, если бы я была твоей матерью…
Ворон слетел на край стола, поглядел на Эллу и сказал:
— Крррасавица.
— Ну что вы, — ответила машинально Элла и смутилась, что на равных разговаривает со старым вороном. А Гришка подхватил с пола шпору, с достоинством взлетел на подоконник и исчез.
За окном послышался скорбный рев. Ангелина кинулась к двери. За нею, естественно, Вениамин и Андрюша.
— Что-то случилось с дедом Артемом! — закричал Андрюша.
Медведь Мишка стоял возле ворот, покачивая когтистыми лапами, и изображал всем своим видом скорбь и волнение. Он узнал Андрюшу, попятился, будто не ожидал увидеть здесь своего врага.
— Дед Артем в лесу? — спросил Андрюша. — С ним плохо?
Медведь подумал, доверять ли студенту, потом опустился на передние лапы и трусцой, покачивая толстым задом, побежал к околице. За ним бросились Ангелина, Андрюша и, конечно, Вениамин. Следом припустились оказавшиеся поблизости Сеня и Семен.
Бежать пришлось долго. Медведь не понимал, что люди бегают куда медленней, и умерил прыть, лишь когда Веня, совсем запыхавшись, остановился, привалившись спиной к сосне, а ворон Гришка, сделав круг над людьми, крикнул что-то неразборчиво по-латыни.
Выбрались на лесную дорогу. По ней бежать было чуть легче, только крапива стегала по рукам и ногам. Веня преисполнился жалостью к Ангелине, которая подпрыгивала, когда крапива стрекала ее по икрам, и крикнул, задыхаясь:
— Давай я понесу тебя!
Но Ангелина не отозвалась, лишь Андрюша засмеялся на бегу.
Дорога пересекала низину, до мельницы оставалось бежать еще минут пять, но бежать не пришлось — они встретили деда Артема раньше. И не одного.
Через прогалину, путаясь в высокой траве, мешая друг дружке, медведица и два медвежонка, семья Михаила, толкали большую бочку, ревели, стонали, изображали волнение и беспокойство.
При виде людей медведи отпустили бочку, она медленно покатилась назад, и из нее послышался тихий стон.
Андрюша первым соскочил с тропы, догнал бочку, остановил:
— Есть кто живой?
— Я живой, — отозвался из бочки голос. — Это точ-на.
Бочка была заколочена, и никакого инструмента под рукой! Андрюша отломил сук, постарался поддеть им крышку, сук обломился. Остальные стояли вокруг, сочувствовали, но помочь не могли.
— Как вас угораздило? — спросил Андрюша.
— И не говори, — отвечал дед. — Ты скоро там? Задохнусь, ей-богу, задохнусь.
— Может, его до деревни докатить? — спросил Сеня. — Если вместе с медведями навалимся…
— С ума сошел! — сказал голос старика из бочки. — Еще двести метров, и от меня только фарш останется. Ты что, думаешь, медведи гладко бочки катают?
Медведи взревели, обиделись за неблагодарность.
— Нет, это безнадежно, — сказал Андрюша в отчаянии, когда сломал второй сук. — Придется вам, ребята, до деревни бежать.
— Не дотерплю, помру, — сообщил дед из бочки. — Возраст у меня не тот.
В этот момент с высоты грозно каркнул ворон, нечто золотое пронеслось перед носом Андрюши и упало в траву. У ног его лежала шпора — идеальное орудие для откупоривания бочек.
Когда доски, одна за другой, со скрипом отлетели, из бочки, провонявшей тоскливым гнилым рыбьим запахом, вывалился дед. Чешуя пристала к камзолу привидения. Медведи, зажимая носы лапищами, шарахнулись в стороны.
— Что же произошло? — спросил Андрюша.
— Разве я знаю? — сказал дед печально. — Обошли меня опять. Я до мельницы добрался — стоит она пустая, дверь притворена. Я внутрь. Вижу, бочки, ящики, всякое добро. Ну, думаю, сейчас я все исследую, акт составлю на ихнее логово. Вдруг слышу голоса снаружи. И, надо сказать, оробел. Решил, спрячусь и подслушаю их разговор, планы выведаю. Смотрю, пустая бочка стоит, как раз мне по росту. Только спрятался — входят. Один говорит: ты, говорит, мерзавец нерасторопный, ревнивец глупый, ничего, говорит, тебе нельзя доверить, я, говорит, тебя в милицию бы сдал, если бы ты не был нужен. А второй отвечает: я тебе нужен, без меня ты как без рук.
— Это Василий был, — сказал Вениамин. — Он и есть ревнивец.
— Не сомневаюсь. Но тут меня любопытство взяло — кто же второй? Главный кто же? Я из бочки вылез немного, по глаза, а они увидели.
— Так кто же это был?
— Привидение было, вот кто, — сказал дед. — Очень меня это огорчило. Зачем, думаю, привидению с Василием в союз входить?
— А вы его не узнали?
— Как узнаешь? У него на лице что-то надето было. Он как увидел меня, подпрыгнул, крышкой придавил, а Васька, чертов сын, гвоздями прибил. Выкатил из мельницы и говорит: своим ходом добирайся. Если бы не Мишка…
— Они там еще? — спросил Андрюша.
— Наверное, куда им деваться.
— Давайте к мельнице! — сказал Андрюша. — Мы их прихватим с поличным.
Поляна открылась почти сразу. Она была зеленой и светлой. Мельницы на ней не было.
— Опять двадцать пять, — сказал Сеня. — И в Волчьем логу ее нет, и в распадке ее нету!
— Чудеса, — подтвердил Семен, — в газету надо написать.
— Только что я тут был, — сообщил дед. — Если мельницы не было, значит, я в бочку сам себя заточил?