Клиффорд Саймак - Исчадия разума
Каноэ мягко качалось на воде, и я снова взялся за весло. Взошла луна, небо в ее лучах посветлело, и река засверкала, как дорога из жидкого серебра. Весло было у меня в руках, но я не мог решить, что делать дальше. Инстинктивно хотелось не медля опустить весло в воду и грести к берегу, покинуть реку прежде, чем еще одно чудовище вынырнет из глубин. Но по зрелом размышлении я пришел к выводу, что однотипного чудовища не предвидится, поскольку само его появление можно допустить лишь в рамках той же схемы, что и логово гремучих змей и смерть Джастина Болларда. Иной мир, описанный моим другом, выкинул очередной фокус и опять потерпел неудачу; по-моему, не в их привычках было повторять фокус, который не удался. И если мои рассуждения верны, то в ближайшее время река для меня – самое безопасное убежище на свете.
Мои мысли прервал резкий, пронзительный писк, и я поневоле дернул головой в поисках его источника. На борту, в нескольких футах от меня, сидел, как на насесте, уродец-монстренок. Он был карикатурно человекообразен, весь покрыт густой шерстью и цеплялся за борт нижними лапами, похожими на когти совы. Голова заострялась кверху, и с заостренной макушки волосы свисали на манер соломенной шляпы, какие носят туземцы в отдельных странах Азии. По бокам головы торчали остроконечные уши, напоминающие кувшинчики, а из-под спутанных волос просвечивали багровые глазки. Как только я разглядел монстренка, его писк стал обретать определенный смысл.
– Трижды испытан – заговорен! – пищал он своим пронзительным голоском, ликуя и надсаживаясь. – Трижды испытан – заговорен! Трижды испытан – заговорен!..
К горлу поднялась тошнота, и я взмахнул веслом. Плоскость весла угодила по монстренку без промаха, смела его с борта и подкинула высоко в воздух, словно я ударил бейсбольной битой по навесному мячу. Писк перешел в слабый всхлип, а я завороженно следил, как он взлетает над рекой, достигает вершины своей траектории и, наконец, начинает падать. Но на полпути вниз монстренок вдруг улетучился, лопнул, как мыльный пузырь: только что был – и не стало.
А я сосредоточился на гребле. Мне необходимо найти поселок, и хватит себя обманывать. Чем скорее я доберусь до телефона и позвоню Филипу, тем лучше для всех.
Мой старый друг в своей рукописи, возможно, в чем-нибудь и ошибся, но, черт меня побери, вокруг творится нечто странное, очень странное.
Глава 11
Поселочек был крохотный, и уличной телефонной будки в нем не оказалось. Я даже не был абсолютно уверен, что это за поселочек, – если память меня не подводила, он назывался Вудмен. Я попытался представить себе карту местности, но все это ушло в прошлое, ушло слишком далеко, и я не мог быть ни в чем уверен. Однако название городка, – внушал я себе, – не играет роли. Важно одно – сумею ли я позвонить… Филип в Вашингтоне, и ему лучше знать, что предпринять. А если он и не знает, что предпринять, то по крайней мере имеет право узнать, что происходит. Я обязан ему хотя бы тем, что он послал мне копию рукописи своего дядюшки. Хотя очень может быть, что если бы он не послал мне копию, я не попал бы в эту заваруху.
Во всем деловом квартальчике протяженностью в десяток домов оставалось единственное открытое заведение – бар. Сквозь заляпанные грязью оконца пробивался тусклый желтенький свет. Легкий ветерок раскачивал скрипучую вывеску с изображением кружки пива, укрепленную на железном кронштейне над тротуаром.
Я стоял на противоположной стороне улицы, силясь наскрести храбрости на то, чтобы войти в бар. Разумеется, не было никаких гарантий, что в баре есть телефон, хотя не исключалось, что есть. Однако, переступив порог заведения, я подвергнусь определенному риску, поскольку шериф почти наверняка уже объявил тревогу по моему поводу. Опять-таки возможно, что до бара тревога и не докатилась, но риск был вполне отчетливый.
Каноэ осталось на реке, привязанное к какому-то гнилому столбику. Все, что от меня требовалось, – вернуться, забраться в лодку и выгрести на стремнину. Никто не мог бы мне помешать хотя бы потому, что никто меня не видел. Не считая заведения на той стороне улицы, поселок совершенно вымер.
Но я должен позвонить Филипу, просто обязан! Его надо предупредить, если еще не поздно. Предупрежденный, он, может статься, сообразит, что предпринять. Ведь теперь очевидно, что каждый читавший рукопись моего друга тем самым подвергал себя такой же опасности, какую тот навлек на себя, записав свои предположения.
Я стоял, задыхаясь от нерешительности, и наконец, едва ли отдавая себе отчет в своих поступках, начал переходить улицу. Однако, добравшись до тротуара, остановился и поднял глаза на поскрипывающую вывеску. Скрип словно пробудил меня, и я осознал, какую глупость чуть было не сделал. На меня объявлена охота, и нет никакого резона входить и напрашиваться на неприятности, которым я подвержен и без того. Я прошел мимо бара, не заходя в него, но спустя полквартала круто развернулся и зашагал обратно. И тут до меня дошло, что этому не будет конца, что я могу шагать туда-сюда, не зная, на что решиться, всю ночь напролет.
Тогда я поднялся по ступенькам и толкнул дверь. В дальнем конце зала у стойки сгорбился посетитель, а бармен опирался на стойку, стоя к двери лицом, и вид у него был такой, будто он намерен ждать клиентов хоть до утра. Больше в заведении никого не было, стулья были придвинуты к столам вплотную.
Бармен не пошевелился, словно и не заметил меня. Я вошел, закрыл дверь за собой и подошел к стойке.
– Что прикажете, мистер? – очнулся бармен.
– Бурбон, – ответил я. Про лед я даже не заикнулся: заведение выглядело так, что попросить здесь льда могло бы показаться неприличным. – И наменяйте мне мелочи – в том случае, если у вас есть телефон.
Бармен ткнул большим пальцем в угол зала.
– Вон там. – Я бросил взгляд в направлении, которое он обозначил, и точно – там в углу была телефонная будка. – Ну и глазик у вас!
– Не спорю, – отозвался я.
Он поставил на стойку стакан и нацедил виски.
– Поздненько же вы путешествуете…
– Да уж так, – отозвался я. И посмотрел на наручные часы: половина двенадцатого.
– Я не слышал машины.
– Поставил на улице, может, далековато. Думал, в поселке все уже закрыто. Потом увидел ваш огонек.
Вышло не очень убедительно, однако он не усомнился ни в чем. Ему было наплевать. Он просто поддерживал разговор.
– Я скоро закрываюсь, – сообщил он. – Не имею права торговать после полуночи. Да сегодня все равно никого. Кроме старины Джо, вот он сидит. Но он здесь завсегдатай. Околачивается каждый вечер до закрытия, пока я не вышвырну его, как паршивую кошку.
Спиртное было не первый сорт, но я нуждался в нем. Оно чуть-чуть согрело меня и помогло избавиться от пленки страха, перекрывшей горло. Я протянул бармену деньги.
