Андрей Лазарчук - Гиперборейская чума
Потому что если все обстоит именно так, как мне сейчас подумалось, он вполне может попасть вам в руки.
Предупреждаю: это чрезвычайно опасная вещь.
Уж не тот ли самый, который мы искали года три назад, хотел спросить я, но вместо этого сделал простецкую морду и смело предположил:
— Бомба?
Он засмеялся:
— Бомба — чепуха. Взорвалась, и нет ее. Это другое.
Гораздо, гораздо опаснее: Ну, мы договорились?
Мне вдруг захотелось встать, сказать, что нет, не договорились — и уйти. Искать страшный дипломат из кожи фальшивого крокодила: Но на этот раз я не прислушался к интуиции, а пошел по порочному пути логики, предпочтя нормального живого свидетеля.
Как известно, от синицы в руках толку мало: в ладошку нагадит, в палец клюнет и улетит:
Но я, подобно многим неразумным, выбрал синицу.
Нас пропустили к травмированному: меня и Рифата.
Стоящий у двери сержант словно бы не заметил нас, а врачиха, пожилая усталая тетка, буркнула: «Только не долго:» Палата с панелями школьно-коричневого цвета была узкая, как коридорчик в никуда. Даже окна имелась только половинка — правда, зарешеченная. Две койки стояли вдоль стены. На той, что ближе к двери, лежал и хрипло дышал голый изможденный мужик, привязанный за руки. Седая щетина ярко проступала на лиловых щеках. Простыня под ним пропиталась мочой. Беззубый рот был приоткрыт, и по нижней губе ползала муха.
На второй койке, ближе к окну, тоже привязанное за руки, но под одеялом, лежало наше чудо. Полголовы в бинтах, и на бинте — обильный арбузный сок. Из-под края повязки на нас таращился рубиновый глаз.
Похоже, наше чудо ожидало увидеть кого-то другого. Оно задергалось и засучило ножкой.
— Здравствуй, здравствуй, хрен мордастый! — радостно сказал я, подходя вплотную. — Думал, дружки подскочили? Ан нет! Я спрашиваю — ты отвечаешь. Да или нет. Поехали. Звать тебя Рудик?
Он ножкой изобразил презрение. Собственно, к этому я был готов.
— Слушай, ты, важный сокол. Выбирай: или ты мне сейчас выкладываешь все, что я хочу узнать, после чего мы спокойно сматываемся, а тебя потом забирают дружки. Или мы берем тебя с собой, отвозим в Истру, и там в глухом изолированном подвале с крюком в потолке я отдаю тебя двум неграм—наркоманам с плоскогубцами, ручной дрелью и автогеном.
Чего ты больше хочешь?
Классики учат нас: убивать нужно деталями. Что именно напугало его до икоты, я не знаю. Но напугало — именно до икоты. Он попытался уползти от меня, забыв и об ограниченных размерах кровати, и о привязи. Потом, отчаявшись скрыться, он выказал полное желание содействовать следствию.
Это был диковатый допрос. Рудик мог лишь дергать коленкой в знак согласия и мотать головой в знак отрицания.
Попробуйте в таком режиме не просто уточнить мнение собеседника, а вытянуть из него что-нибудь стоящее, да при этом еще не дав ему понять всю степень вашего невежества:
Кажется, мне удалось это сделать. Хотя вместо пяти договоренных минут я убил на все про все почти час.
Наконец, врачиха решительно потребовала нашего выметания ко всем чертям. Сделай она это на минуту позже, вся история тут же и кончилась бы.
Итак, диспозиция. Коридор идет буквой «Г». Палата находится в самом углу — выходишь, и сразу перед тобой длинная палочка буквы, поворачиваешь голову — короткая.
Впереди, шагах в двадцати, коридор расширяется, там сестринский пост и телевизор. Если еще дальше — то там будет центральная лестница и приемный покой. Направо же — запасная пожарная лестница и тоже выход, но черный — к мусорным бакам и прочему. Тогда я этого еще не знал, но очень скоро узнал:
Мы как раз поравнялись с постом, и я засмотрелся на сестрицу — очаровательное дерзкое создание с соломенными косицами — когда Рифат резко толкнул меня в бок, так сильно, что я отлетел к самому окну. Сам он резко развернулся и встал, опершись руками на стол сестры и туловищем перегородив полкоридора.
— И в следующий раз подавайте заявки вовремя! — рявкнул он. — Или вообще воду отключим — навсегда! — и добавил шепотом: — Девочка, как только я уберу руки со стола — падай на пол, ясно? Иван, козыри на стол:
Это значило: оружие на боевой взвод.
— Но не залупаемся — до момента реальной угрозы.
Я уже слышал частый тяжелый топот трех-четырех пар ног.
С оружием у нас было так себе: служебный «Макаров» у Рифата, два «Ремингтона» остались в машине: да и (если следовать букве трусливого нашего, бандитами и для бандитов написанного закона) применять их здесь и сейчас права не имели. Я же — сотрудник не охранного, а розыскного агентства! — держал при себе лишь «Айсберг», снаряженный резиновыми пулями. Впрочем, точное попадание такой пулей ничем не хуже прямого удара Майка Тайсона:
Опять же: психологически легче стрелять первым, когда знаешь, что оглушишь, но не убьешь.
Я метнулся к стене, слегка повернул — как бы к телевизору — клеенчатый красный диванчик, раскинул, чтобы свешивалось, аккуратно свернутое на нем одеяло и нырнул за спинку. И только тогда достал револьвер и взвел курок.
Именно в эту секунду к посту подошли пятеро. Все — в черных шапочках-масках. Я их видел только от пояса и выше и потому не мог рассмотреть оружие. Но кожаные куртки видны были хорошо:
— Где Батц? — глухо спросил идущий первым. — Рудольф Батц? К стене, — бросил он Рифату.
— Вы еще кто такие? — недовольно отозвался Рифат. — Что вы вообще тут делаете?! Документы попрошу:
Пятеро. Но Рифат уже, что называется, в контакте с ними, а значит, можно сказать: только пятеро. Они еще этого не знают:
А интересно: кто именно эти самые «они»?.. Если менты — должны представиться. Вот сейчас:
— Не ваше дело. Отойдите. В какой палате Геллер?
Рифат как бы неуверенно выпрямился — а вот сестричка осталась, дура, сидеть. Остолбенела, бедняжка. И если я сейчас выкачусь, как собирался, на пол — то она будет закрывать мне по крайней мере троих из пяти, и именно тех, что возле Рифата:
Короче, вместо того, чтобы появиться эффектно и в виде очень маленькой и быстро катящейся мишени, мне пришлось просто вставать, вытягивать руки и палить в голову тому гаду, который заносил автомат, чтобы садануть Рифату по почкам.
И только после выстрела сестричка сложилась в колобок и укатилась под стол.
Так прозвучал первый выстрел этой войны.
А потом Рифат на миг стал как бы много выше ростом, и четверка, окружавшая его, разлетелась в разные стороны. На несколько секунд они про нас забудут: Движений Рифата я не уловил. Я их никогда не мог уловить, хотя на тренировках он старался прорисовывать все очень подробно.
В два прыжка я пересек холл — и аккурат попал бы под автоматную очередь, не подсеки Рифат меня под колени. Кто— то у них оставался на подстраховке, как же иначе: Меня крутнуло по полу, и задницей вперед я въехал в палату. С потолка коридора посыпались осколки стекла и куски штукатурки.
