Сергей Алексеев - Птичий путь
Об успехе немедленно было доложено Сторчаку, который приехал в Осколково, чтобы лично поздравить своего бывшего начальника охраны. Супервизор был главным куратором технопарка, осуществлял стратегическое руководство, влезал во все оперативные дела Корсакова и добывал деньги для развития, контактируя с Братьями Холиками. Оскол официально был провозглашен президентом, однако занимался строительством и одновременно исполнял обязанности научного руководителя, хотя к науке никакого отношения не имел. Это не мешало ему управлять своей аналитической группой и развивать фабрику гениев, пока что создавая полуфабрикат из двух десятков молодых людей, собранных по университетам. Вчерашние студенты-вундеркинды запахивали старую и сеяли новую кукурузу, кто умел управлять сельхозтехникой, и больше орудовали лопатами вместе с гастарбайтерами, нежели занимались наукой, что относилось к издержкам становления.
Главный офис был уже готов, поэтому поздравление состоялось в кабинете Смотрящего, и пока Марат докладывал подробности проведенной операции, на территории технопарка завыли сирены пожарных машин. Дабы не портить торжественного момента, Корсаков между делом стал закрывать окно и тут заметил, что из соседнего корпуса, где помещалась лаборатория, курится не дым, а что-то похожее на марево, изламывающее пространство, – перегретый и на вид не опасный воздух. А вокруг суетится охрана, иностранные рабочие вперемежку с юными гениями-аналитиками и пожарные уже раскатывают рукава.
Оказывается, ученые начали исследование внешних параметров топлива, разделив его по зернышку и растащив по кабинетам. И почти одновременно у всех стали плавиться лабораторные фаянсовые чашки, куда поместили эти крупицы, и уже от них загорелись столы. Желая спасти образцы, аналитики пытались затушить огонь, однако пламя – если так можно было назвать совсем не жаркое и непривычное свечение, от воды лишь разгоралось, словно в кузнечных горнах с дутьем, и уже было не найти, не выцарапать из огня мелкие крошки. А они, видимо, оказались на полу, ибо вдруг загорелся старый институтский линолеум и только потом начали трещать и лопаться железобетонные перекрытия. Повинуясь инстинкту, ученые все еще лили воду из кранов, тем самым возбуждая огонь, и только когда от едкого дыма тлеющего линолеума стало нечем дышать, выбежали наружу.
С улицы хорошо было видно, как пожар почти одновременно переместился этажом ниже, охватывая все бо́льшую площадь. Охрана начала эвакуацию людей, а прочее население технопарка сбежалось к горящему корпусу и с пытливым, затаенным интересом наблюдало, что будет, снимая на мобильники. Своей противопожарной службы в Осколкове еще не было, поэтому вызвали городскую. И пока она разворачивала рукава и ковырялась с гидрантами, которые не открывались много лет, горели уже три верхних этажа. Пожарные в здание не входили, поскольку начали рушиться перекрытия верхних этажей; они выдвинули лестницы и теперь лили воду в окна, хотя пламени как такового не было и лишь кое-где сверкали голубоватые сполохи, как от электросварки. Огнем горело только то, что могло гореть – деревянная отделка, резина, мебель и полы, но и то как-то необычно, словно бездымный порох, быстро и ярко. Столб раскаленного воздуха поднимался вертикально вверх, и по нему, как по трубе, уносились в небо облака густой белой пыли, а вокруг возник странный ветер, кольцом охвативший пожарище. Все это напоминало вдруг проснувшийся вулкан, притягивало взгляд и зачаровывало даже видавших виды пожарных.
Первым спохватился Смотрящий и приказал выключить брандспойты: вода еще пуще раздувала огонь, словно туда плескали бензин. Того же потребовали пришедшие в себя и впечатленные зрелищем аналитики, будто бы узревшие мгновенное расщепление воды на химические составляющие, то есть на кислород и водород. Пожалуй, только они да начальник разведслужбы, не расстающийся со своим портфелем, не суетились, не паниковали, а ученые старики уже пытались изучать процесс горения: брали пробы воздуха, выделяемого газа и, рискуя жизнью, лезли чуть ли не в огонь, чтоб выхватить лепешки и комья остывающего бетона.
Пятиэтажный панельный корпус через полчаса уже был весь объят невидимым пламенем и начал осыпаться с грохотом и треском. Столб пыли поднялся метров на двести, и она не осыпа́лась, как это бывает обычно, а почему-то таяла в воздухе или вовсе уносилась еще выше, в стратосферу. Излучающего тепла тоже почти не наблюдалось, но внутри пожара температура была такой, что из целых еще бетонных плит стекал или с силой выстреливал жидкий металл – плавилась стальная арматура! Институт строили при Хрущеве, в шестидесятых, когда цемент на домостроительных комбинатах еще не воровали, крепчайшие, хорошо пропаренные плиты на глазах превращались в песок и пыль.
Оскол все еще пытался что-то спасти, но его удерживал Смотрящий, стоически наблюдавший за пожаром. Когда рассыпался третий этаж, он спохватился и куда-то позвонил. Через четверть часа на территории технопарка приземлился Ми-8, и спецназ в черном вывел с территории всех гастарбайтеров и оттеснил недорощенных гениев в перезревшую, прошлогоднюю кукурузу. Скоро в небе появился еще один вертолет и, сделав круг, сел возле нового офиса, к которому убежал Сторчак. Он и привел к горящему зданию Братьев Холиков. Из-за реактивного гула невидимого пламени не было слышно, о чем они переговариваются, но они смотрели и что-то живо, даже радостно обсуждали.
А уже догорал и обращался в песок первый этаж, испуская искристые брызги расплавленной стали. Потом неведомый адский огонь провалился в подвал, где было много техники, оборудования, коммуникаций и прочего металлолома, накопившегося за долгие годы, и куча песка теперь напоминала действующий вулкан, только вместо магмы из недр извергалась жидкая кипящая сталь, медленно остывая в лужах и ручейках. Напоследок из жерла высунулся и стал расти ярко-красный железный столп – огонь терял силу. Возвысившись метров на девять, эта стела обросла причудливыми натеками, затем побурела, почернела, взявшись окалиной, и в профиль стала похожа на полураскрытую пятипалую руку, устремленную в небо. Кто-то сразу заметил, что, если вложить в нее факел, она будет похожа на памятник, вечный огонь на могиле, и это всем показалось очень символичным – растолковывали как знак освобождения экономики от нефтегазовой зависимости.
Ведомые Смотрящим, Братья Холики с нескрываемым восторгом обошли вокруг пожарища, после чего сели в вертолет и улетели. Оскол теперь сам искрился и зачем-то всем пожимал руки, словно поздравляя с победой, – полуфабрикату, иностранным рабочим, аналитикам, горячо обсуждавшим между собой только что увиденное: «И всего шесть гранул! Девять граммов общего веса! А каков объем выделенной тепловой энергии!»
