Давид Лагеркранц - Девушка, которая застряла в паутине
Иными словами, идея заключалась в том, что девочка эта как раз имела доступ к исходному образу, к изначальному материалу мозга. Она видела множество деталей и теней до того, как те подвергались обработке, и поэтому, в частности, всегда начинала с отдельных частей – с копыта или морды, – а не с целого, поскольку целое, в нашем понимании, еще не было создано. Хоть Франс Бальдер и видел в этой теории кое-какие проблемы или, по крайней мере, задался, как всегда, рядом критических вопросов, сама мысль ему понравилась.
В своей научной работе он во многих отношениях всегда искал именно такой исходный способ рассмотрения – подход, не принимавший вещи, как данные, а ведущий дальше лежащего на поверхности, к мелким деталям. Тема все больше захватывала Франса, и он читал с нараставшим восхищением, пока не содрогнулся. Он даже громко выругался – и с некоторой тревогой посмотрел на сына. Впрочем, вздрогнуть Франса заставило не что-либо из этих научных открытий, а описания первого года Надии в школе.
Ее поместили в класс для детей-аутистов, где обучение в основном заключалось в попытках заставить ее начать говорить, и девочка делала успехи. Слова появлялись одно за другим. Но цена оказалась высокой. В результате того, что она заговорила, исчезла ее гениальность в работе с мелками, и, по словам писательницы Лорны Селфе, один язык, вероятно, заменился другим. Из гениального художника Надия превратилась в обычную девочку-аутиста с сильным отставанием в развитии. Конечно, она немного говорила, но полностью утратила то, что изумляло мир. Стоило ли это того? Ради возможности выговаривать несколько слов?
«Нет!» – хотелось выкрикнуть Франсу – вероятно, еще и потому, что он сам всегда был готов заплатить любую цену, чтобы только стать гением в своей области. Лучше быть человеком, не способным поддержать ни единого разумного диалога во время беседы за ужином, чем посредственностью. Что угодно, только не заурядность! Такой ориентир он ставил себе всю жизнь, но тем не менее… Бальдер был не настолько глуп, чтобы не понимать: его собственные элитарные принципы необязательно являлись здесь хорошим руководством к действию. Может, несколько потрясающих рисунков – ничто по сравнению с возможностью самому попросить стакан молока или перекинуться несколькими словами с приятелем или отцом, откуда ему знать?
И все же он отказывался стоять перед таким выбором. Ему была невыносима мысль, что придется исключить самое потрясающее из того, что произошло в жизни Августа. Нет, нет… подобный вопрос не имеет права на существование. Нельзя требовать от родителя, чтобы тот выбирал между гением и не гением. Ведь никому не дано заранее знать, что будет лучше для ребенка.
Чем дольше Франс думал об этом, тем более нелепым оно ему представлялось, и его осенило, что он в это не верит – или, скорее, не хочет верить. Ведь Надия – просто прецедент, а прецедент не является научным обоснованием.
Бальдер чувствовал, что необходимо узнать больше, и поэтому продолжил поиски в Интернете. Тут у него зазвонил телефон. В последние часы звонки раздавались неоднократно. Звонили с какого-то неопределяющегося номера, и еще досаждал Линус – его бывший ассистент, которого Франс переносил все хуже и которому, пожалуй, даже не доверял, а уж говорить с ним точно не имел сейчас никакого желания. Ему хотелось только одного: дальше изучать судьбу Надии.
Однако он ответил – возможно, просто от нервозности. В телефоне оказалась Габриэлла Гране, очаровательный аналитик из СЭПО, и Франс, невзирая ни на что, даже улыбнулся. Если больше всего ему хотелось быть с Фарах Шариф, то Габриэлла занимала твердое второе место. У нее были сверкающие красивые глаза, и она быстро соображала. А он питал слабость к женщинам, схватывающим все на лету.
– Габриэлла, – сказал Бальдер. – Я бы с огромным удовольствием поговорил с вами, но у меня нет времени. Я занят важным делом.
– Для этого время у вас точно есть, – с необычной строгостью ответила она. – Вы находитесь в опасности.
– Ерунда, Габриэлла! Я вам уже говорил. Они, возможно, попытаются затаскать меня по судам и обобрать до нитки. И на этом всё.
– Франс, я боюсь, что у нас появились новые сведения, причем из самого верного источника… Похоже, угроза действительно существует.
– Что вы имеете в виду? – не слишком вникая, спросил Бальдер.
Зажав телефон между плечом и ухом, он продолжал поиски информации об утраченном таланте Надии.
– Мне, правда, трудно оценить эти сведения, но они меня беспокоят, Франс. Думаю, их стоит принять всерьез.
– Тогда я тоже приму. Обещаю проявлять дополнительную осторожность. Я, как обычно, не буду выходить из дома. Но сейчас я немного занят, как уже говорил, и, кроме того, я уверен, что вы ошибаетесь. В «Солифоне»…
– Конечно, я могу ошибаться, – перебила она. – Такое вполне возможно. А если я права… подумайте, если существует минимальный риск того, что я права?
– Разумеется, но…
– Никаких «но», Франс, вообще никаких «но». Лучше послушайте меня. Я полагаю, что ваш анализ верен. Никто в «Солифоне» не хочет причинить вам чисто физического вреда. Это все-таки цивилизованная компания. Но похоже, что кто-то из концерна имеет контакты с криминальной организацией, с крайне опасной группировкой с филиалами в России и Швеции, и опасность исходит именно оттуда.
Франс впервые оторвал взгляд от экрана компьютера. Он знал, что Зигмунд Экервальд из «Солифона» сотрудничает с криминальной группировкой. Ему даже удалось перехватить несколько кодовых слов о ее лидере, но он не мог представить, зачем группировке нападать на него – или все-таки мог?
– Криминальная организация? – пробормотал он.
– Именно, – продолжала Габриэлла. – Разве это не логично, в каком-то смысле? Вам, наверное, и самому приходили в голову подобные мысли? Раз люди начали воровать чужие идеи и зарабатывать на них деньги, значит, они уже перешли границу, и тогда все начинает катиться по наклонной.
– Думаю, я скорее говорил, что им хватит кучки адвокатов. С кучкой ловких юристов можно спокойно воровать что угодно. Адвокаты являются киллерами нашего времени.
– О’кей, возможно. Но, послушайте, я пока не получила постановления о личной охране. Поэтому я хочу поместить вас в потайное место. Я собираюсь забрать вас прямо сейчас.
– Что?
– Думаю, мы должны действовать без промедления.
– Ни за что, – сказал Бальдер. – Я и…
Он засомневался.
– У вас в доме есть кто-то еще? – спросила она.
– Нет-нет, но в данный момент я никуда не могу ехать.
– Вы не слышите, что я говорю?
– Очень хорошо слышу. Но при всем уважении мне кажется, что вы в основном высказываете предположения.
– Предположения являются неотъемлемой частью угрозы как таковой, Франс. Но мне звонил… ну, вообще-то, мне не следует этого говорить… агент из АНБ, занимающийся этой организацией.
– АНБ, – усмехнулся Франс.
– Я знаю, что вы скептически настроены по отношению к ним.
– Скептически – это еще мягко сказано.
– Ладно, ладно. Но в этот раз они на вашей стороне – во всяком случае, агент, который мне звонил. Она хороший человек. В результате прослушки ей удалось перехватить нечто, весьма напоминающее план убийства.
– Моего?
– Многое указывает на это.
– Напоминает, многое указывает… это звучит очень неопределенно.
Прямо перед ним Август потянулся за фломастерами, и Франсу каким-то образом удалось полностью сконцентрироваться на нем.
– Я остаюсь, – продолжил он.
– Вы шутите?
– Нет-нет. Я с удовольствием перееду, если к вам поступит больше сведений, но не сейчас. Кроме того, фирма «Милтон секьюрити» установила прекрасную охранную систему. У меня повсюду камеры и сенсоры.
– Вы это серьезно?
– Да, и вам известно, что я чертовски упрям.
– У вас есть оружие?
– Что на вас нашло, Габриэлла? Я – и оружие! Самое опасное, что у меня имеется, это, пожалуй, новая сырорезка.
– Послушайте-ка… – задумчиво произнесла она.
– Да?
– Я организую за вами наблюдение, хотите вы того или нет. Беспокоиться по этому поводу не стоит. Думаю, вы даже ничего не заметите. Но раз уж вы так чертовски упрямы, я дам вам другой совет.
– Какой же?
– Go public[33], это может оказаться своего рода страховкой жизни. Расскажите СМИ, что вам известно; тогда, при удачном раскладе, вас станет бессмысленно убирать с пути.
– Я подумаю.
Франс услышал по голосу, что Габриэллу внезапно что-то отвлекло.
– Да? – произнес он.
– Подождите минутку, – ответила она. – Мне звонят по другому телефону. Я должна…
Она исчезла, а Франса, которому, естественно, следовало бы подумать о другом, терзала в этот момент лишь одна мысль: «Утратит ли Август способность рисовать, если я научу его разговаривать?»
– Вы слушаете? – вскоре уточнила Габриэлла.
