Александр Лукьянов - Черная пешка
Ну, вот и хорошо. Можно было выполнить все задания пораньше и особо не надрываясь. Тем более, что основную работу все равно придется выполнять утренней смене.
…Двенадцать лет назад в Хонти догорала гражданская война. Как-то дружинники Хонтийской Унии Справедливости разгромили боевиков Хонтийской Патриотической Лиги и приступили к «зачистке» среди мирного населения. Десятки тысяч людей в ужасе бросились бежать в горы, но там тоже шли ожесточенные бои. Беженцам пришлось повернуть к пустынному морскому побережью Затоки. Там они разместились в развалинах заброшенных городков и поселков, разоренных пиратами. Нет, как оказалось, не «разоренных», а «разоряемых». Потому что прекрасно осведомленные обо всем островитяне выждали необходимое время и нанесли очередной удар. Две десантных группировки высадились по обе стороны Затоки и взяли осевших там беглецов в классические «клещи».
Среди пленных оказалась тридцатидвухлетняя управляющая отделом сбыта фарфоровой фабрики Алия Зугдадико. При облаве муж попытался спасти ее и их мальчика. Алия никак не ожидала такого мужества от скромного и тихого человека, с которым прожила четыре года. Инженер-дорожник Зухар Зугдадико спрятал жену и сынишку в погребе, тщательно присыпал крышку мусором, достал старую охотничью двустволку отца и девять заветных патронов, которые хранил, как зеницу ока. Потом сел в противоположный входу угол и взвел курки. Алия слышала хлесткие очереди десантных карабинов, насчитала девять бухающих ружейных выстрелов. Потом наверху послышались топот, чужая речь, по полу проволокли тяжелое. Мальчик кашлянул и крышка погреба отворилась…
Морские пехотинцы империи провели обстоятельную селекцию, на месте ликвидировали нетранспортабельных. Больного корью малыша Алии отобрали сразу. Наверное, он теперь покоится в братской могиле, места которой не узнает никто.
Спасать несчастных было некому. После осмотра пленных забили в трюмы подводных «рабовозов». Их страдания были неописуемы. Неимоверная теснота (двести человек в отсеке!). Смердящий хлоркой спёртый воздух загоняемый из потолочных отверстий ржавыми вентиляторами. Тьма, скудно разбавленная светом красных, забранных железной сеткой ламп. Алия, быть может, и выжила только потому, что всю страшную дорогу провела в полном оцепенении, не реагируя ни на что. Ей виделись лишь слезящиеся глазенки малыша, которого вырывали из ее рук матросы, и стеклянные, глядящие в потолок глаза мужа, вытянувшегося у порога.
На третьи сутки соседка слева захрипела, забилась в судорогах и умерла. Алия провела несколько часов бок о бок с покойницей. При раздаче утреннего пайка вахтенный матрос приказал «вытащить дерьмо». Как всегда возникла давка: желающих вынести вонючие вёдра с нечистотами и несколько трупов оказалось более чем достаточно. Ведь это давало шанс хотя бы на пару минут выйти и глотнуть чистого воздуха. Мёртвую женщину выволокли за ноги, стало чуть свободнее, Алия уснула.
Когда баржа прибыла к месту назначения и невольников выгнали наружу, теряли сознание без чувств от головокружения и боли в глазах. Солдаты береговой охраны поднимали их уколами штыков и пинками и гнали в широко распахнутые ворота карантинного лагеря «Счастливый».
Ей удалось выжить и в лагере, где она стала одной из четырех тысяч «дзэ-зеленых».
Из психического онемения Алию вывела резкая боль в правой стороне шеи, когда ее клеймили. Она огляделась и только сейчас с трудом сообразила, что произошло. Всю ночь молча плакала. Жить было незачем, но и расстаться с жизнью не получилось. А вот бывшая студентка столичного техникума не выдержала: бросилась на колючую проволоку с током высокого напряжения после того, как морпехи два дня подряд насиловали её у всех на глазах прямо в общем «загоне». Алию не трогали.
Мужчины покидали лагерь быстрее женщин. Невольничьи руки остро требовались на шахтах, рудниках, в химической промышленности. Рабынь небольшими группами отправляли на текстильные и мебельные фабрики, зачисляли в строительно-ремонтные бригады, приписывали домработницами к бюро бытовых услуг.
За рабами приходили не жуткие подводные суда, напоминавшие фантастических китов-людоедов, а обычные старенькие баржи, переоборудованные под перевозку «рабочих рук». Невольники жадно ожидали их прибытия. Для них окрашенные в серый цвет корабельные силуэты означали прощание с пропитанным смертью и болью миром карантинного лагеря. Видавшие виды и давно отслужившие свой срок баржи были поделены на отсеки, занятые двухэтажными деревянными нарами, скамьями и столами. В каждый отсек входило не более тридцати человек. Всякая возможность общения с другим отсеком совершенно исключалась. Таким образом островитяне полностью предотвращали возможность бунта и захвата баржи. Впрочем, если бы даже подобное произошло, это было бы лишено всякого смысла: буксир тут же отцепил бы баржу, а корабль сопровождения затопил её.
Некоторые женщины, оглядывая отсек, беззвучно плакали, всё еще не в силах поверить, что «Счастливый» остался в прошлом.
Алию привезли в составе большой группой таких же рабынь на остров Цаззалху. Она стала «дзэ» №44-218 в службе санитарной очистки города Дезго-Гайхози. Отправка в Жёлтый Пояс была относительным везеньем. Вот в Белый отбирали рабынь не только и не столько по их пригодности к работе. Учитывали прежде всего возраст и привлекательность. Одни прямо предназначались для матросских борделей, а других ждали бюро бытовых услуг, которые только тем и отличались от публичных домов, что кобель в офицерском мундире пользовался вызванной рабыней лишь после того, как та заканчивала уборку в его комнате.
В Жёлтом же Поясе невольников с Материка применяли так, как рачительный хозяин использует рабочий скот: очень расчетливо, экономно, не на износ. Еда - самая простая, но в достатке, никто не голодал. Серая одежда, хотя и смотрелась уныло, была прочна, и практична. В бараке зимой было тепло. Каждой рабыне полагалось место на нарах с набитым водорослями матрацем.
Естественно, никаких выходных и отпусков для рабынь не полагалось. Рабочий день в службе санитарной очистки длился пять часов. Три с половиной часа отводилось на сон. Полтора часа занимали питание и самообслуживание (уборка барака, починка одежды, личная гигиена и прочее).
«Дзэ» №44-218 вместе с другими убирала мусор с улиц. И здесь повезло, ведь могли прикрепить к отряду обслуживания общественных туалетов. Островитяне, конечно, люди очень чистоплотные, но все же… Или вот взять бедолаг, каким довелось угодить в гарь и чад мусороперерабатывающего цеха – не позавидуешь.
