Ирина Ванка - Секториум
Прихожан выпускали по паспортам до поздней ночи. Мы с Ксюшей оказались последними.
— Вы опять? — спросил мой старый знакомый в штатском. — Покрываете преступника?
— Разве я покрываю? Обыщите. Обыщите мою машину.
Товарищ не взял у меня паспорт, потому что знал его наизусть.
— Все же я советую вам обыскать машину, — настаивала я, несмотря на то, что Ксюша дергала меня за рукав. — Мне, знаете ли, надоели шмоны в доме после каждого собрания. Я требую.
Мой знакомый выдержал паузу и отошел поговорить с коллегой. Они вдвоем проводили нас на стоянку и велели открыть багажник. Там лежала борода с рыжими бакенбардами, которые завязывались на макушке ленточкой из капроновых чулок. Товарищи рассмотрели предмет под фонарем и конфисковали ключи от машины. Коллега сел за руль, мой знакомый — рядом.
— Садитесь, — сказал он нам, застывшим в недоумении, — поедем.
Мы с Ксюшей устроились сзади. А что, собственно, было делать? Машина тронулась, командир сообщил по рации, что направляется ко мне, и уточнил адрес, который и так всем известен. В городе не осталось ни одного милиционера, который не косился бы на мой дом, проходя мимо.
— Не переговаривайтесь, — сказано было нам, когда Ксюша пыталась сказать мне что-то на ухо. — Сидите спокойно.
— С удовольствием, — ответила я.
Не каждый день меня подвозил домой сотрудник госбезопасности.
— До сих пор нигде не работаете? — спросил мой знакомый.
— Не имею нужды. Меня вполне обеспечивает сожитель.
— Выходит, проституцией занимаетесь?
— Попрошу вас при мне таких слов не употреблять, или я подам в суд за оскорбление.
— А ваша юная подруга?
— При ней тоже будьте добры, не выражаться. Если вы не разделяете нашей веры, это еще не дает вам права нас унижать.
— Я студентка, — ответила Ксюша, не ожидая вопроса.
— Учебное заведение? — спросил мой старый знакомый.
— Техникум легкой промышленности, — сказала она. — Факультет закройки мужских трусов. Дать телефон деканата?
Впервые в моем доме не было шмона. То, что там устроил от бессонницы взвод добрых молодцев, шмоном не называлось. Они перебрали дом по досочке, по кирпичику, перевернули его, разложили слоями по участку, а я им активно помогала.
Сначала они поставили оцепление, прошерстили территорию с хозпостройками, и нашли в курятнике недокуренный косяк с подозрительной травкой. Потом они влезли на крышу сарая, и нашли там кошку с котятами. Мигалка освещала улицу, вокруг дома бродили прожектора, было так светло, что соседи спешно закрывали ставни. Ребята обшарили гараж и вывалили на пол ящик с инструментами; они отодвинули от стен мебель, выпотрошили шкафы и полезли с фонарем в камин. Ксюша наблюдала это, несмотря на то, что я прогоняла ее домой. К калитке подъехала машина с большим начальством.
К утру были обысканы все мышиные норы. По саду курсировала овчарка, принюхиваясь к куче компоста. Младшие по званию разгребали компост и ворочали вилами стружку на чердаке. Их усилия не пропадали даром: нашлась записная книжка, потерянная много лет назад, но сведений о Сириусе в ней не было, и быть не могло. Нашелся молоток, который дети унесли на чердак и там похоронили, а я грешила на соседа. Нашлись садовые ножницы, насос от велосипеда и масса полезной ерунды. За все находки я сердечно благодарила. В конце концов, нашелся даже подвальный камень, маскирующий лифтовую площадку. По счастью, на него уже не осталось сил.
— Что это? — спросил меня самый главный начальник.
— Похоже, мельничные жернова.
— Откуда?
— Не знаю. Когда я купила дом, оно уже здесь лежало. Будете изымать?
— Крупный для мельницы, — заподозрил он.
— Прикажете подогнать кран? Я не буду против, если вы увезете его отсюда. Он мешает мне вырыть нормальный погреб.
Начальник постучал по камню ботинком. Интуиция подсказывала ему: здесь что-то не так. Он осветил объект, пощупал, поцарапал ногтем, а потом попросил салфетку и чистыми руками изъял компьютер с Мишиной порнографией, где преобладали голые женские попы в милицейских фуражках.
— Вы лично знакомы с гражданином Басировым, — упрекнули меня на прощанье. — И поддерживаете с ним контакт.
— Да, я не отказываю в помощи людям, которые обращаются ко мне, — согласилась я. — Если вы когда-нибудь обратитесь, не откажу и вам. Но, не думаю, что гражданин Басиров станет скрываться там, где его ищут так часто и с таким усердием.
— Он мошенник, преступник. И вы занимаетесь укрывательством…
— Ищите лучше, — предложила я. — Ищите чаще. Оставьте здесь засаду.
На меня махнули рукой, армада отчалила. Соседи удивились, увидев меня на свободе. Ксюша, совершенно подавленная зрелищем, укатила на такси, а я спустилась в модуль, где в сумерках сада на краю бассейна меня дожидался грустный отец Сириус.
— Пришел посмотреть мне в глаза? — спросила я.
— Хотел подстричься, — сказал он и протянул мне ножницы, длинные и острые, как два кинжала. — Не хотел отправляться в космос волосатым.
На голове Сириуса всегда был сантиметровый «еж», который он сам подстригал, как английскую лужайку. В Секториуме не было человека, способного прилично постричь. От моих ножниц шарахались все кроме Имо, которому терять было нечего.
— Ты решил убедиться, что я не ударю тебя сзади острым предметом? Убедиться раньше, чем мы окажемся в одной капсуле?
— Жизнь меня убедила, — признался Сир, — что предают всегда самые близкие. Те, к кому не боишься повернуться спиной.
— Неужели ты считал меня близким человеком?
— Не считал, но ближе у меня никого нет.
— Тогда почему ты не доверяешь мне?
— Иисус доверял Иуде… — грустно произнес Сириус.
— Я хочу, чтобы ты остался на Земле. Если тюремная решетка единственное, что может тебя удержать…
— Не может.
— Сир, у твоих поклонников хватит денег заплатить долги и нанять адвоката. Ничего не случится, если мы обкатаем корабль без тебя.
— Случится, — возразил Сириус. — Уже случилось. Земля мне стала могилой. Если я не найду фронов, моя жизнь кончена. Я исчерпал ее, я хочу свободы и должен ее получить.
— Свободу, которую тебе наобещал мой ребенок?
— Имо не ребенок. Он потомок одной из величайших цивилизаций, перед которой я преклоняюсь и которой готов себя посвятить. Их потомки знают больше нас и не дают пустых обещаний.
— Кто вместо тебя останется спасать человечество?
— Мои тюремные проповеди никого не спасут.
— А скитания по космосу за призраками? Космос — та же тюрьма, только камера комфортнее. Там ровно столько же свободы, сколько на нарах. Какая тебе разница, смотреть в пустоту сквозь решетку или обзорный экран?
