Филип Дик - Предпоследняя правда
— Ох, — в голосе ее слышалось отвращение.
— Я знаю: ты любишь меня, независимо от того, что говоришь.
— Если ты собираешься продолжать в то же духе, то я лучше выйду прямо сейчас, на дороге. Меня тошнит от тебя.
— Прис, — спросил я, помолчав, — а почему мы едем вот так, вместе. Мы что, едем домой? Мы женаты?
— О, боже! — простонала она.
— Ответь мне, — попросил я, не отрывая глаз от грузовика передо мной.
Но Прис не ответила. Она скорчила гримаску и отодвинулась как можно дальше к двери.
— Мы женаты, — повторил я. — Я точно знаю.
Когда я вышел из своей фуги, доктор Шедд выглядел явно довольным.
— У вас наблюдается тенденция к прогрессу. Мне очень понравилось, что ваше регрессивное либидо несется вперед на машине, думаю, тут можно говорить об эффективном процессе внешнего очищения. — Он ободряюще похлопал меня по спине, как это раньше делал мой партнер Мори Рок.
Во время следующей моей контролируемой фуги Прис выглядела гораздо старше.
Стоял поздний вечер. Мы с ней медленно прогуливались по крупной железнодорожной станции в Шайене, штат Вайоминг. Прошли под сабвеем, по которому мчались грузовики, поднялись наверх на другой стороне и молча постояли. Я подумал, что ее лицо стало как-то более зрелым, что ли, как будто она повзрослела.
Прис определенно изменилась: слегка поправилась и стала заметно спокойнее.
— Скажи, — спросил я, — сколько мы уже женаты?
— А ты не знаешь?
— Так значит, мы все же женаты?
— Конечно, глупый. Неужто мы в грехе живем? Да что с тобой, в конце концов? Амнезия приключилась?
— Давай пойдем в тот бар, что мы видели напротив станции, так, кажется, весело.
Пошли, — согласилась Прис и, когда мы снова начались спускаться, проговорила: — Хорошо, что ты увел меня с тех пустых путей, они меня расстраивают. Знаешь, о чем я начала думать? Каково это: стоять и смотреть на приближающийся поезд, а затем, в последний момент, взять и упасть под него? Что почувствуешь, когда он проедет по тебе, разрежет пополам? Я думала: может, это хорошо — вот так покончить со всем? Просто упасть вперед, как будто заснуть…
— Не говори так, — попросил я и обнял Прис за плечи. Она была застывшая и неподатливая, как раньше.
Когда доктор Шедд вывел меня из этой фуги, он выглядел крайне озабоченным.
— Мне не очень нравятся нездоровые элементы, возникающие в вашей духовной проекции, — сказал он. — Хотя подобное следовало ожидать — мы все-таки еще далеки от конца курса. В нашей следующей попытке, пятнадцатой фуге…
— Пятнадцатой! — воскликнул я. — Вы хотите сказать, что это была четырнадцатая по счету?
— Вы здесь уже больше месяца, мой друг. Не удивляйтесь, что порой ваши эпизоды смешиваются, это нормально. Просто с некоторых пор прогресс замедлился, некоторые материалы повторяются. Но вы не волнуйтесь, мистер Розен.
— Хорошо, доктор, — мрачно ответил я.
Во время последующей попытки — хотя теперь я уже не был уверен, что это последующая попытка, все перепуталось у меня в сознании — я снова сидел с Прис на скамейке в оклендском парке Джека Лондона. Голуби все так же расхаживали у нас под ногами, но Прис не кормила их, а просто сидела, сложив руки на коленях и глядя в землю.
Она была тихой и печальной.
— В чем дело? — спросил я, пытаясь заглянуть ей в лицо.
По ее щеке скатилась слеза.
— Ни в чем, Луис, — ответила Прис. Она достала из сумочки платок, вытерла слезы, затем высморкалась. — Просто как-то пусто и уныло, вот и все. Возможно, я беременна. Задержка уже целую неделю.
Во мне поднялась буря восторга. Я схватил ее в объятья, поцеловал в холодные, сжатые губы.
— Это самая лучшая новость в моей жизни!
Прис подняла на меня свои серые грустные глаза.
— Хорошо, что тебя это так радует, Луис, — с легкой улыбкой она похлопала меня по руке.
Теперь я и сам видел изменения в ней. Вокруг глаз обозначились заметные морщинки, придававшие ей усталый и мрачный вид. Сколько времени прошло? Сколько раз мы были с ней вместе? Дюжину? Сотню? Я не мог точно сказать. С моим временем происходила странная штука, оно не текло вперед плавным потоком, а двигалось какими-то рывками, то замирая на месте, то снова возобновляя свой бег. Я тоже чувствовал себя старше и куда безрадостнее, чем прежде. Но тем не менее это была радостная весть.
Вернувшись в кабинет клиники, я поведал доктору Шедду о беременности Прис, и он разделил мою радость.
— Видите, Розен, — сказал он, ваши фуги демонстрируют большую зрелость, большую связь с реальной жизнью. В конечном итоге эта зрелость будет соответствовать вашему действительному хронологическому возрасту, и таким образом вы избавитесь от болезни.
Вниз я шел в радостном расположении духа в ожидании встречи с другими пациентами — участниками групповых сессий. Я готовился выслушать их вопросы и объяснения, имеющие отношение к этому новому для меня и важному этапу лечения. У меня не возникало ни малейших сомнений, что, когда они прочтут запись сегодняшнего сеанса, они сделают очень ценные замечания.
В следующей пятидесятисекундной фуге мне привиделась Прис и наш ребенок — мальчик с глазами, серыми, как у Прис, и моими волосами. Мы находились в гостиной. Прис сидела в удобном, глубоком кресле и кормила нашего сына из бутылочки, этот процесс полностью поглощал ее внимание. Сидя напротив, я глядел на них и чувствовал, что все горести и тревоги, наконец-таки, покинули меня. Я был абсолютно счастлив.
— О, боже, — сердито проговорила Прис, встряхивая бутылочку, — эти искусственные соски сползают, когда он сосет. Наверное, я неправильно их стерилизую.
Я протопал на кухню за новой бутылочкой из парового стерилизатора на плите.
— Дорогая, а как его зовут? — спросил я, когда вернулся.
— Как его зовут? — переспросила Прис, терпеливо глядя на меня. — Ты вообще-то где витаешь? Задавать такие вопросы! Ради бога, Луис! Его зовут Розен, так же, как и тебя.
— Прости меня, — сконфуженно улыбнулся я.
— Прощаю, — вздохнула моя жена. — Я привыкла так поступать. И очень жаль.
Но как же его имя, гадал я. Надо надеяться, я узнаю это в следующий раз. А может быть, и нет, может, еще через сто сеансов. Но я должен знать, иначе какой в этом смысл? Иначе все будет напрасно.
— Чарльз, — промурлыкала Прис, обращаясь к ребенку, — ты опять мокрый?
Его звали Чарльз. Я обрадовался — это было хорошее имя. Возможно, я сам выбрал его. Очень на то похоже.
В тот день после своей фуги я торопился вниз, в комнату для групповой терапии. Вдруг у двери на женской половине заметил несколько женщин.
