Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио
Что касается собственно фольклора - охотно продемонстрированный лисами улов кота не впечатлил. Бурбулисам удалось записать несколько доселе неизвестных частушек и заплачек, пупичью попевку "ах, годится ль ягодица, чтоб еёю насладиться", да обрывок песни про яйцо богатырское, в Директории доселе неизвестной. Однако бурбулисы совершенно не унывали и вовсю планировали следующий заход. Кот вежливо пожелал им всяческих успехов и пошёл обедать.
Теперь он ковырялся в тарелке и думал, как жить дальше.
Основной вариант оставался один: сесть в почтовую карету вместе с прочими и доехать до Директории. Там путников ждал таможенный контроль. Кот надеялся пройти его общим порядком, уповая на загруженность и затраханность таможенников. Правда, первый же эмпат может определить присутствие артефактов Зоны - от чего Базилио ждал неприятностей. Однако расставаться с ними он тоже не хотел. В конце концов он отложил эту задачу до поездки, и занялся решением другого, более насущного вопроса - не взять ли водочки.
Кот уже почти совсем отказался от этой мысли, когда скрипнула дверь и появилась она, изящно помахивая грациозным хвостом - как ветвью, полной цветов и листьев.
В первый миг Базилио не мог разобрать, что с ним сталося и на каком он свете. Будто стремительное солнце взошло средь стылой ночи, будто разрозовелся небосклон и с перстами пурпурными Эос коснулась чела, и душа, как волной, обволокнулась безрассудно мерцающими огнями, пронзительно, томно, нелепо, смешно, безрассудно, озорно, стозевно и лайяй, и ла-лай-лай-ла.
Потом ликующий свет сгустился, обрёл очертанья. То была, как увидал Базилио, юная, трепетная кошечка нежнейшего персикового окраса. Каждое движенье её было исполнено пугливой грации, резвости младой, в коей проглядовало стыдливое обещанье неземного блаженства. У кота всё встало, всё в едином порыве напряглось - о нет, не то пошлое фу-фу-фу, о котором только пошляки-то и думают, а иное, чистое, некий доселе таившийся внутренний подснежник, стремительно прорастающий навстречу нечаянному чуду. И это чудо направлялось прямо к нему! К нему! Кот от волненья выронил вилку, и тихий звон её, изроненной, о тарелочный грубый фаянс, прозвучал прям как стихи Чичибабина - о нет, даже чище.
- Здарова бля, - сказало трепетное созданье. - Насвай есть? Не жопься, дай закинуться.
Базилио чуть не заплакал. Пушистое чудо, видимо, приняло его за местного хама, с которым приходится говорить на грязном евском языке, чтобы быть понятной. Потом он вспомнил, что насвая у него нет, и проклял собственную глупость: он же мог его взять у опоссума, или купить по дороге, а теперь ему нечего предложить чудесной незнакомке. В отчаянии он помотал головой, изо всех сил сдерживая слёзы.
- Хуяссе, наса у него нет, - кошечка легчайшим движением присела рядом, и котяра чуть не погиб от восторга, ощутив тепло её тела. - А это чё? Пирожок? Дай куснуть. Чего сидишь - стул подвинь даме.
"Она мне доверяет" - подумал кот и внутри у него стало тепло, медово. Счастливый услужить, он уступил ей своё место, а сам сел на стул рядышком. Дама соизволила присесть и даже удостоила вниманием его нехитрый ужин. Кота где-то кольнуло, что надо бы сбегать за чистым прибором, а лучше - заказать новые блюда, но кошечка явила очаровательнейшую простоту, доев за котом мозги и горошек. Потом чаровница захотела водки. Кот сбегал в буфет, взял кристалловской. Буфетчица-индейка посмотрела на кота странно - будто бы с презрительным сожалением - но водку дала.
Очень скоро кот удостоился чести налить даме первые пятьдесят. Выпив, кошечка стала ещё прекраснее. Кажется, она представилась - кот ничего не разобрал, тут в его ушах то ли скрипки пиликнули, то ли Дочка-Матерь in the sky with diamonds вдохнула полной грудью. Впрочем, это было и неважно: кота уносило на крепнущих крыльях восторга.
- Бабло у тебя где? Давай сюда, оно мне надо, - распоряжалось небесное созданье, как бы беря под крыло неустроенную котовью жизнь. - Хотя нет, сиди. Сама посмотрю.
Она протянула руку, и Базилио внезапно учуял какой-то запах, чрезвычайно противный. На фоне евской вони удивить этим было нетрудно, но было в нём что-то неуместное, выпадающее из картинки.
Тем временем заботливая котинька расстегнула его подсумок и принялась с очаровательным любопытством, как ребёнок, перебирать его содержимое. Она забрала себе шарик "паяльца", - кот подумал, до чего она умница и как правильно выбирает ценное, - потом отложила две "хинкали", "пастернак" и "глазупесь". Тут Базилио всё-таки посетило какое-то тревожное чувство: мало ли кто тут шляется, вдруг увидят и посягнут. К счастью, кошечка быстро убрала вещи куда-то под юбку; тут-то кот и заметил, что она в юбке, и довольно-таки нечистой. Он представил себе улицы Евска, по которым приходилось ходить этому чудному созданью, и всем сердцем их проклял.
- Чё-та я не поняла, - озабоченно сказала киса, роясь в золоте. - Ну и где? Ну ты, чмошник, - она взяла кота за подбородок, и тот снова чуть не умер от счастья, - ты куда самые ценняки заховал?
- Простите, я не понял, - растерянно залепетал Базилио.
- Скобейда, бля, жаба с хуем, - кошечка, кажется, рассердилась, - ну чо ты? Совсем кукукнулся, что-ли? - она потянулась к очкам и сняла их. - Э-э, а гляделки твои где?
Кот впервые в жизни ощутил стыд за свою безглазость. В растерянности, не зная, куда девать взгляд, он перевёл телекамеры на бутылку - и охуел.
О вы, отраженья, отсветы, подобия! Лживые и превратные, не лжёте вы в главном. Искажая пропорции вещей, вы всё же сохраняете самую суть их исконного обличья. И ежели живой лик вещи поражает взор - как солнечный диск, вид коего непереносен для слабых очей наших - то мы, по крайности, не лишены счастья созерцать лик сей в образе, пригодном для любования, как то же самое солнце в глади вод. В отражении познаём мы то, что не можем узреть непосредственно, по недостаточности чувств или мыслительности.
Вот и Базилио увидел в бутылочном стекле отраженье того чудного облика, который столь прельстил его. Равнодушные телекамеры сняли отсвет со стекла, кибридные схемы просчитали и аппроксимировали изображение в соответствии с кривизной отражающего предмета, компенсируя преломление и цветопотерю. И явили истину, простую и малоприглядную.
На котовом законном месте сидела филифёнка - пегая, с драными ушами и висучим рылом.
Сталкиваться с филифёнками Базу по жизни уже приходилось - в Подгорном Королевстве, по ходу расследования одного запутанного дела о шпионаже. Об их способностях притворяться не теми, кто они есть, он знал от коллег, а в способности сбивать с толку - убедился лично. С одной филифёнки он снимал показания и был впечатлён их исчерпывающей ясностью и несомненной правдивостью. Увы, в протоколе, который вёл бэтмен, обнаружилось всего две относительно осмысленные фразы: "от вашей грязи мусорской я настрадалась", да "папирку дай, сыса, не щемись бля". Всё остальное представляло собой затейливую матерную ругань... Были и другие случаи, не столь безобидные. Но вот чтобы так нагло и цинично выдавать себя за эротический идеал - о нет, так ещё не делали с котом!
