Константин Брендючков - Последний ангел
Но не успел Ленечка дойти до выхода из парка, как его догнали трое парней, разглядеть которых в сгустившемся мраке было трудно, но одного он сразу узнал, потому что тот все время сплевывал.
— Эй, хрящ, стой!
Ленечка остановился.
— Ты что же, гад, вздумал наших девушек оскорблять!
— Чем? Я и танцевать-то перестал.
— Перестал, когда кулак показал, а что ты ответил Дусе, когда она тебя пригласила? Ты как ее обозвал! Это ты, гад, в отместку за то, что тебе Федя пригрозил? Да ты…
Драк Ленечка не любил. Не потому, что был трусом или слабаком, в детстве он дрался отчаянно, но когда удары обрели силу, с которой можно покалечить человека, он предпочел от столкновений уклоняться. Ни других не хотел калечить, ни свою физиономию портить, она ему была, надо признать, по вкусу и не хотелось ее уродовать из-за вздора. Было ясно, что которая-то девушка обиделась на отказ, и, не подумав, сболтнула напраслину, которую надо помягче объяснить ребятам. Ленечка, наверняка, так бы и поступил, извинился бы за недоразумение, даже с риском получить оплеуху, но тут в нем вдруг проявился строптивый характер Олега Петровича. Он не прибегнул к дипломатии, а заметив, что один из парней заходит сзади, наверное, для броска под ноги, второй встал справа, а третий сейчас его толкнет, не стал медлить и ударил первым. Ударил коротким, без размаха, тычком, сильно и точно под вздох, а обратным ходом руки наотмашь сбил правого, прямо на того, который пригнулся сзади.
Кто-то застонал, кто-то вскочил на ноги и, выпрямляясь, ударил тоже точно и сильно. Ленечка успел немного отвести голову и удар пришелся не в подбородок, а вскользь под глазом, но вслед за этим промахнулся сам и, не удержавшись, столкнулся с противником грудь с грудью гак, что его правая рука охватила парня. После этого взять противника на прямой пояс было уже совсем простым делом. Теперь Олег Петрович разглядел, что это был опять вихрастый, но он оказался почему-то обширным и даже каким-то угловатым. Надо было его оторвать от земли и, повернув, ударить о дерево. Олег Петрович напряг все силы, приподнял и только повернулся, как вдруг сверкнула молния, его передернуло, и он повалился.
Темнота не позволяла разглядеть ничего, было тихо, так тихо, что слышался ход часов, то ли своих, то ли того парня, который был недвижим и чувствовался руками как-то очень странно, будто Олег Петрович держал его за горло. Откуда-то противно запахло горелой резиной.
Разжав пальцы, Олег Петрович протянул их к голове противника и… не нашел ее: пальцы до отказа вытянутых рук сошлись на округлом обрубке шеи!
— Что это, как мог я ему голову оторвать, — в ужасе воскликнул Олег Петрович, вскочил, опять запнулся за что-то, находящееся сзади, и снова повалился, полагая, что падает через другого противника. Какие-то колья мешали встать, а напрягшись между ними, он приподнял плечом что-то вроде щита, послышался звон разбитого стекла.
— Ребята! — позвал он. — У кого есть спички? Посветите, пожалуйста, тут беда страшная случилась! Парни! Будьте людьми, отзовитесь кто-нибудь!
В отчаянии он схватил себя за голову, наткнулся ладонями на очки, которые тут же слетели, больно оцарапав, и это совсем сбило его с толку, потому что он все еще считал себя Ленечкой: как они могли на нем очутиться, ведь он никогда даже ради шутки не носил очков?
Протянув, как слепой, руки, он медленно повернулся и наконец увидел бледно проступающие очертания чего-то, в чем не вдруг признал окно. «Откуда оно взялось в парке?»
Двинувшись к окну, он ощупал попавшееся препятствие, которым оказался стол, а под окном нащупал чуть теплую батарею отопления, прикрытую свисающими оконными шторами. Получалось, что он находится не снаружи помещения, а внутри. «Но не через четвертое же измерение я смог из парка вдруг попасть сюда?»
Он раздернул шторы, и ему открылся вид домов, освещенных полной луной. Лучи били прямо в окно.
«А сзади лежит обезглавленный труп из летнего парка!» — подумалось с неостывающим ужасом, который он все же преодолел и заставил себя повернуться. По мере того, как глаза привыкали к лунному освещению, он стал узнавать комнату, но виделась она неотчетливо, словно снимок, сделанный не в фокусе.
«Ну да, это же мой буфет. И это мои настенные часы, которые тикали, когда я душил того вихрастого. Нет, я же не собирался его душить! метался он в своих мыслях. — Бедняга, он валяется сейчас там, в парке, лежит с оторванной головой, а его товарищи, как и я, не понимают, как это вышло, и куда девался его убийца. Теперь все падет на них. Ах, что же делать, что делать! Надо идти, звонить в милицию, сообщить, что я, Леонид Нагой…
Как — Леонид? Я же Олег! Я Олег Петрович Нагой… Стоп! Это же моя квартира, черт возьми, я не выходил из нее, как же я попал в парк? Был ли я там вообще или мне только пригрезилось? Нет. Ничего не было, я никого не убил!..»
Оставаясь у окна, он понемногу пришел в себя после привидевшегося кошмара, потом пошел к выключателю, повернул его, но люстра не загорелась. В лунном свече он теперь разглядел, что ведь на диване, в самом деле, лежит что-то громоздкое, с материей, свисающей под тень стола и с торчащим обрубком шеи. И вновь горячая волна тревоги пробежала по нему:
— Проклятье! Не мог же я здесь убить кого-нибудь, я же был в квартире один-одинешенек, а квартира заперта!..
Безотчетно он произнес это вслух и, услыхав, прислушался: вдруг кто-то отзовется, — после всей сегодняшней чертовщины он готов был ожидать чего угодно. Тут он сообразил, что видит плохо потому, что на нем нет очков, нужно было взять запасные.
Олег Петрович прошел в спальню, безрезультатно пощелкал выключателем и, нашарив под кроватью хранящийся там аккумуляторный фонарь, зажег его и нашел на столе очки.
Преодолев свой страх, он все же вернулся в столовую и осветил диван. Да, на нем, закрытый материей, лежал какой-то предмет, и из складок материи высовывалось нечто, отдаленно напоминающее шею без головы, но это была явно не шея, а какое-то изделие, заканчивающееся гладкой, слегка выпуклой поверхностью. Черт знает, что это могло быть. Олег Петрович не удивился бы и тому, что на диване лежала машина времени или какая-то еще более невероятная штуковина. Трогать ее Олег Петрович все же поостерегся: узенький снопик фонарного света был ненадежен, надо было сперва обеспечить более подходящую обстановку. Пройдя в прихожую к щитку, он сразу обнаружил сгоревшую пробку, сменил ее, в квартире вместо призрачного света луны возник уверенный трезвый электросвет, и на душе стало спокойнее.
И сразу все стало понятным. На тумбочке не было телевизора, это он лежал на диване, выставив охранный кожух горловины кинескопа, закутанный тяжелой плюшевой скатертью со стола, которую жена не взяла из-за пятен и потертостей. Вот кого, оказывается, обхватил напоследок Ленечка там, в парке!
