Вадим Деркач - Меч митры, пепел и тим
- Но вы...
- Я могу мальчик мой. И ты сможешь, но только тебе надо будет прожить не менее моего и каждое мгновение жизни посвятить овладению сокровенным знанием. Наступит момент, когда...
- С чего начинать?
- С физики твердого тела. Потом, используя не сухие научные формулы, а мои методы чистого мышления, ты познаешь вещь в себе, быть может, даже в том смысле, как о ней писал Кант...
- Только не замахивайтесь на категорический императив.
- ... и тогда сам человек откроется перед тобой, - продолжал с жаром проповедовать незнакомец, не обращая внимания на мои слова.
- Подождите, подождите... Что? Вы считаете, что поведение человека тоже есть следствие чего-то?
- А как же? Человек - следствие своих предыдущих существований. По правде говоря, это все очень сложно. Я так и не узнал всего. Но сегодня утром я знал, что ко мне придет человек и придет он на берег... Да, необходимо много трудиться.
- А для чего?
- Для овладения знанием.
- Для чего?
- Что "для чего"? - растерянно переспросил незнакомец.
- Для чего трата времени. Что цена нечеловеческим усилиям и рабскому труду?
- Знание, а, как известно всякое знание используется во благо... мой собеседник замялся.
- Человечества, - подсказал я.
- Да, человечества.
- И чем ваша метода осчастливит мир?
- Всем. Это - поезда, которые никогда не сойдут с рельс, корабли, которые никогда не утонут, супруги, которые никогда не разведутся, уроды, которые никогда не родятся...
- Всеобщее благоденствие и процветание.
- Именно. Золотой век. Разве такая идея не стоит жизни?
- Нет, если эта жизнь не одна и не только ваша. Скучно. Все расписано и расчерчено.
- Перестаньте. Может быть скучно в Раю?
- Вольтер на вопрос: "Вы предпочитаете Рай или Ад?", ответил: "В первом климат лучше, зато во втором какая компания!"
- Конечно, он был Вольтером, а те другие, страдающие и жаждущие покоя и мира? Они не достойны счастья?
- В вашем мире никогда не родится Вольтер.
- Зато не будет Нерона, де Реца, Гитлера.
- А вот это не обязательно.
- Почему же?
- Предположим, вы имеете сложный механизм. Кто может вывести его из строя так, чтобы никто не заподозрил явного вредительства? Тот, кто лучше знает его устройство и принцип действия...
- Вы хотите сказать... нет, это возмутительно. Человек, столько лет отдавший подобной науке, не может быть носителем зла. Это цепочка, где одно звено крепко держит другое.
- Возможно, может быть, - рассеянно пробормотал я, бросая кости в бокал. Я потряс его над ухом и поставил на стол.
- Два-шесть, - произнес я с видом карточного шулера, срывающего банк.
- Не реально, - усмехнулся незнакомец, открывая кости. Глаза его округлились.
- Я знал, знал... Не один! - воскликнул он, вскакивая. - Я Максим Максимович Димов! А вы? Вы?! Какая радость!
Он схватил мою руку, отчаянно затряс ее и вдруг замер. Перехватив кисть за запястье, мой новый знакомый осторожно повернул ее внутренней стороной ладони к себе.
- Это что? - дрожащим голосом спросил он.
- Рука, - ответил я обеспокоено.
- Но где? Где линии? Где линии на вашей ладони? - почти закричал он, хватая мою левую руку. - Где вообще папиллярные линии?
Я посмотрел на ладони. Они были чисты, как только что застывший воск.
- Вы что? Пересаживали кожу? Жгли кислотой? - с надеждой взмолился Максим Максимыч.
- Это действительно странно, - произнес я, соображая, что теперь мои руки, мои пальцы не оставляют никаких отпечатков. - Я ничего не делал.
- Поймите, человек должен иметь линии. Они его судьба, следствие предыдущих существований...
- Я клянусь. Я ничего не предпринимал, чтобы избавиться от них. Совсем ничего.
- Не понимаю, - пробормотал Максим Максимыч, устало опускаясь на стул. - Вы же не Логос.
- Что я не?
- Только первопричина не имеет ничего прежде себя. Только у Господа нет существования и нет судьбы. Вы же не Бог.
Мне понравилось, что этот странный человек стал называть меня на "ВЫ", ведь я не просто одушевленный предмет, ангел я.
- Вы же не Бог, - снова повторил, убеждая самого себя, Максим Максимыч.
- А почему бы и нет? - спросил я, вновь принявшись за еду.
- Да, все напрасно, - пробормотал, не слушая меня, мой собеседник. Столько лет... Хирология, астро...
- "Херо" чего? - переспросил я.
- Хиромантия, - объяснил он и, помолчав, продолжил, - Я давно занимаюсь всем этим. Я редко ошибался. Я предсказывал судьбы, я читал жизни по звездам, определял болезни и исцелял.
- Вы считаете, что вершили добро? - поинтересовался я, ощущая, как что-то непонятное происходит со мной.
- Не знаю. Зло множественно, добро - едино, но великое добро часто становится...
Максим Максимович запнулся на полуслове. Глаза его казалось вошли в меня.
- Что с вами? - спросил он дрожащим голосом.
- Со мной? Ничего, - соврал я, чувствуя, как мой мозг отдаляется, оставляя сознанию малую толику себя. Так было, когда я бежал от изрешеченной машины, но если тогда шок мог быть виной странного состояния, то теперь происходящее было пугающе непонятным.
- Проникнуть в суть вещей - для человека много, - услышал я голос и то был мой голос, но это был не я. - Нет ничего в проникновении существующего в несущественное. Так ты хочешь проникнуть в суть человека?
- Да.
- Сколько написано у тебя на веку?
- Шестьдесят четыре, - смиренно ответил хиромант и, помолчав, добавил, - но мне уже шестьдесят шесть.
- Извини, я задержался, - сказал кто-то моим голосом. Далее все произошло очень быстро. Моя рука скользнула под полу плаща. Сверкнул клинок. Взмах и четкая линия легла между покорными глазами. Разрубленный табурет заскрипел, медленно распадаясь на две симметричные части. Тело осело, раскрылось как стручок фасоли.
- О, Господи, - взмолилась моя малая часть.
- Равный Богу должен быть с Богом, - объявил мой неизвестный повелитель.
Над рассеченным телом парил звездный шар. Мне слышался голос того, кто прежде звался Максимом Димовым. Он то благодарил меня, то осыпал страшными проклятиями. Сопровождаемый шелестом бессвязных слов, шар поплыл к двери. Завороженный, я пошел за ним. Звездный комок выплыл под хмурое небо. Над водой он рассыпался, и, казалось, из звезд сложился человеческий силуэт. Он махнул мне рукой и пошел по рассерженным волнам к неясной нитке горизонта. Я владел собой полностью. Никто более не управлял моим уставшим телом. Я, Тим Арский, - палач...
- Слуга Господа, - шепнул кто-то на ухо.
- Его гильотина, - крикнул я и размахнувшись швырнул меч в воду. В тоже мгновение ужасная боль обрушилась на меня. Она крутила, утюжила, ломала кости. Сокрушенный мозг капитулировал. Я повернулся и бросился в пену прибоя.
