Марианна Алферова - Золотая гора
Присмотревшись, Генрих понял, что овечка не живая, а обычный кибер-муляж.
- Другие вас видят?
- Бог не для всех.
- Кто вы?
- Я - един с моим отцом.
- О себе не могу сказать того же. Я разъят на части. Чужая душа рвется из меня, а я не знаю - куда. Мне с нею тяжело, - Генрих запнулся, устыдился своей слабости, потом добавил: - "Редчайший дар, для огородов слишком ценный..."
- Сын мой, - Трашбог наконец поднял глаза, и Генрих увидел, что глаза у него суетливые, полные страха, совершенно земные. - Душа - это тяжкий груз. А ты взвалил на себя двойную ношу. Ты искал иного, ты хотел насытиться...
"Как верно, - подумал Генрих. - Но откуда он знает?"
- Избыток в сердце, как избыток в желудке, вызывает только тяжесть и тошноту. Свобода соединена лишь с пустотою. К несчастью ты забыл об этом, сын мой. Не пищи надобно алкать, но воскрешения!
- Помогите мне, - прошептал Генрих горячо.
- Пойдем со мной, - Трашбог поднялся и побрел, шаркая сандалиями.
И Генрих двинулся следом.
Трашбог остановил карету, запряженную парой лошадей, и сказал кучеру:
- Ко второму восточному порталу.
Карета покатила по проспекту. Миновав памятник царю на громоздкой храпящей бесхвостой лошади, проспект слегка повернул. Вновь замелькали нарядные дома, стекла витрин, неспешно гуляющие бизеры. Все чаще попадался нехитрый новодел. Карета катилась. Немногочисленные обитатели Консервы махали руками проезжающим. Наконец подкатили к мосту. Здесь и был этот самый восточный портал. У Одда проверили пропуск, Трашбога пропустили беспрепятственно.
Они вылезли из кареты и прошли сквозь ворота портала. И тут же в лицо ударил ветер. Через длиннющий мост пришлось идти пешком. Трашбог шагал и шагал неутомимо. Бизер старался не отставать.
Ни одной части души Одда эта дорога не была знакома. За мостом был район многочисленных огородных офисов. "Помидорный рай", "Огуречный пик", "Зефир", "Лимонные огороды" - гласили названия фирм, что вели торговлю неизвестно чем и с кем. Над головами плотным роем летели аэрокары. Рикша-велосипедист за две фики подвез Трашбога и бизера до следующего пропускного пункта. Впрочем, здесь у них никто не стал проверять пропуска. Они миновали ржавую калитку и очутились в Клетках.
Генрих увидел зубья, оскаленные в небо. Серые осколки стен, черные глазницы окон, запах гниения, духота и пыль. Генрих не сразу понял, что когда-то руины эти были человечьим жильем. Да и сейчас немало народу обитало на нижних этажах, хотя большинство бежало в огороды, а избранных допустили блюсти Консерву.
На бетонных искореженных блоках, заваливших дорогу, сидел мощноплечий парень в красной майке и брезентовых брюках. Он лениво озирал окрестности и курил сигарету. Трашбога он пропустил беспрепятственно и даже слегка кивнул ему, а перед Генрихом выставил шлагбаумом ногу и протянул бизеру железный ящик.
- Сто фик траншейные, - потребовал парень, лениво сцеживая слова.
- Я - бизер, - Генрих с достоинством поправил плащ на плече.
- Мо быть. Но Траншеей от тебя несет за сотню грядок. Так что пожалте сто фик.
Меж тем Трашбог удалялся, не оборачиваясь, и как будто не вспоминал о своем спутнике. Со всех ног к человеку в синем хитоне бежали люди, и вот он окружен, и почти не виден среди толпы. Куда же он уходит?! Ведь Генрих еще не узнал у него, как избавиться от того, кто в нем, пригвожденного каждой мелочью к огородной жизни. Что делать со второй душой, похожей на рыхлую пропитанную дождем грядку, податливую и плодоносящую? Как обрести прежнюю уверенность и цельность? Прежнюю энергию и ни с чем не сравнимую легкость проживания на земле?
Генрих сунул стофиковую бумажку красномаечнику и устремился в Клетки.
Меж развалин копошились крысята. То есть на самом деле это были дети, но своей запущенностью и грязью они вызывали жалость и отвращение до тошноты. Едва приметив бизера, малышня толпой кинулась к нему, каждый что-то выкрикивал и лез вперед, норовя вцепиться в одежду. Генрих сначала не понял, что им нужно, потом почувствовал, что его черный плащ с голубой подкладкой рвут из рук. Он старался удержать его, но напрасно. Ткань необъяснимо выскользнула из пальцев, и малявки поволокли плащ по земле, ругаясь и награждая друг друга подзатыльниками. Генрих сначала разозлился и хотел кинуться в погоню, но потом махнул рукой и рассмеялся. Наверное, со стороны эта сцена выглядела очень забавно.
Генрих попытался пробиться к Трашбогу, но местные оттеснили его: все лезли целовать ноги и сандалии учителя, многие ложились поперек дороги, чтобы Трашбог наступил на них. И Трашбог наступал. Генрих и сам споткнулся о человека: тот лежал возле бака с отбросами, совершенно голый, до черноты обжаренный солнцем, и руки его конвульсивно дергались. Генрих отшатнулся, и тут же увидел второго - скрюченного, раздетого и неподвижного.
- Кто это? - спросил он у девочки в коротеньком грязном платьице.
- Жмых, - девочка сосредоточенно ковыряла в носу и подозрительно разглядывала бизера.
- Кто? - переспросил бизер, наклонившись к маленькой обитательнице Клеток.
"Жмых. Таким стану я, оставшийся вне тебя", - объяснил тот, второй, поселившийся в мозгу и не желавший оставлять Генриха в покое.
- Жмых, - повторила девочка и, протянув костлявую лапку, сорвала с шеи Генриха серебряную цепочку, сунула в кармашек и неторопливо направилась к черному пролому в стене, служившему дверью.
Тем временем Трашбог поднялся на груду бетонных плит и поднял руку. Восторженный шепот пронесся по толпе и смолк.
- Ждать осталось недолго! - возвысил голос Трашбог. - Скоро наступит Великий день, когда огороды воспрянут! Наши души больны и изъедены пороками, наши дети, едва начиная ходить, тут же предаются пороку, и нет спасения от всепроникающего яда. Но отец наш нашел спасение! Зачем цепляться за то, что испорчено непоправимо?! Зачем хранить то, что не может воскреснуть?! И мы отдали наши испорченные души бизерам, тем, чья жизнь сладка и бессмысленна. Главное наше сокровище - наша земля - осталась у нас. В ней похоронены все силы и все таланты сотен поколений наших великих предков, в ней энергия, которой хватит на миллиарды, на десятки миллиардов людей! Мы впитаем в себя соки земли и воскреснем! Мы обретем новые, чистые души. Мы воскреснем не призрачно, как обещано в прежних религиях, на несуществующих небесах, а здесь, на земле обретем новую жизнь! И тысячи прекрасных людей, совершенных, как боги, начнут свое шествие по земле, посрамляя ничтожество бизеров!
- Да, да, мы воскреснем, - прошептал худосочный бледный человек в балахоне до пят и улыбнулся бескровными губами. - Ты в это веришь? оборотился он к Генриху.