Жозеф Рони-старший - Пришельцы ниоткуда (сборник)
Какие вопросы можно задать небесному Пришельцу? Позднее, когда Чернович узнал, что действительно в ту ночь над равниной пронесся странный летающий предмет, заливая окрестности неземным зеленоватым сиянием, когда он посетил психиатра и тот его заверил, что он в здравом уме и твердой памяти, Чернович горько пожалел, что не спросил Пришельца, из каких он миров и каким способом добрался до Земли. Потом ему на ум пришли тысячи вопросов… но было уже поздно…
А пока беседа принимала все более интимный и дружеский характер: два разумных существа, которые не должны были смотреть друг на друга, чувствовали себя, словно два приятеля-заговорщика. Чернович потом вспомнил, как объяснял Пришельцу древний миф об Орфее и Эвридике, который с незначительными вариациями встречается почти у всех цивилизованных народов Земли, и как он шутливо спросил, не является ли этот миф о влюбленных, расставшихся навеки из-за одного взгляда, отголоском легенды о предыдущей встрече человека с инопланетянином. На что Голос ответил:
— Наши архивы утверждают категорически: это первая встреча. Даже через тысячи лет в них сохранились бы сведения о столь значительном событии. Если только… — Голос словно заколебался, — если только мы сами… если какой-нибудь слишком обескураженный исследователь не предпочел умолчать о своей неудаче… или…
Пауза затянулась.
— Или если исследователь не пережил столкновения лицом к лицу, не вынес первого взгляда…
Снова наступило гнетущее молчание.
— Ибо, конечно, бывает и так, что исследователи-разведчики вообще не возвращаются. Наша миссия весьма почетна, но опасна.
— Кого же вы ищете? — спросил Чернович.
И Голос ответил:
— Вас. Других мыслящих и разумных.
Горячая волна дружеского участия и признательности захлестнула Черновича. Из бездны времен всплыли древние слова: «Не пристало Человеку жить одному…» — и наполнились новым смыслом. Чернович подумал, что никакое самое чудовищное уродство, никакая самая омерзительная деталь не может оттолкнуть его от существа, которое преодолело бесконечность космоса, чтобы предложить ему свою дружбу. Он встал, закрыв глаза, обернулся и воскликнул:
— Я уверен, что меня не испугает ваш облик, каким бы уродливым он мне ни показался! Я открываю глаза! Я смотрю на вас!! Смотрите и вы!!!
Но еще до того, как он обернулся, отчаянный вопль прозвучал в его сознании:
— Нет! Не сразу!
А когда он договорил последнюю фразу: «Смотрите и вы», до него донесся полный неизъяснимого ужаса стон:
— Уже посмотрел!..
Голос внезапно умолк. Чернович открыл глаза. Комната была пуста. Ветер с равнины со свистом врывался в нее сквозь распахнутое окно. На мгновение ему показалось, будто клочья тумана тают в темноте и оттуда еще доносится чуть слышный, замирающий вдалеке голос:
— Больше никогда, ни-ког-да…
Вдали огненная черта прорезала тьму; но это мог быть и отсвет фар запоздалой машины на дороге в Загреб.
Чернович тщательно затворил окно, задернул тяжелые бархатные шторы, пробормотал что-то вроде: «Задвижка ни к черту… Ветер… Чушь собачья…», помянул заодно «дрянную водку» и снова уселся в покойное кресло.
ФРАНСИС КАРСАК
ПРИШЕЛЬЦЫ НИОТКУДА
Фантастический роман
Перевод Ф. Мендельсона
Непревзойденным мастерам
Рони-старшему и Герберту Уэллсу и тем, кто когда-нибудь придет им на смену
Часть I
ПРИШЕЛЬЦЫ
ПРОЛОГ
В то мартовское утро я звонил у дверей моего старого друга доктора Клэра, даже не подозревая, что вскоре услышу самый невероятный, самый фантастический рассказ. Я сказал «старого», хотя нам обоим недавно минуло тридцать, но мы дружим с детства и только года четыре назад как-то потеряли друг друга из виду.
Дверь открыла, вернее, чуть приоткрыла, старуха в черном платье, какие носят все пожилые женщины в этих краях.
— Если вы на прием, — проворчала она, — то доктор сегодня не принимает, возится со своими опытами!
Клэр — превосходный врач, но он не практикует. Довольно приличное состояние позволяет ему почти все свое время посвящать сложным биологическим изысканиям. В отцовском доме близ Руффиньяка он оборудовал лабораторию, которая, даже по отзывам иностранных ученых, была одной из лучших в мире. Отличаясь большой скромностью, Клэр в редких письмах ко мне лишь вскользь упоминал о своих исследованиях, но, судя по слухам, ходившим среди медиков, я догадывался, что он был одним из тех рассеянных по всему миру энтузиастов, которые подходят к разрешению проблемы рака.
Старуха недоверчиво рассматривала меня.
— Нет, мне врачебная помощь не нужна, — ответил я. — Просто скажите доктору, что его хотел бы видеть Франк Бори.
— Ах, значит, вы и будете месье Бори? Тогда другое дело. Он вас ждет.
В это время из коридора послышался глубокий, низкий голос:
— Что случилось, Мадлена? Кто там?
— Это я, Сева!
— Черт побери! Входи же!
От своей русской родни по матери Клэр унаследовал шаляпинский бас, статную фигуру сибирского казака и имя Всеволод; от отца, чистокровного француза-южанина, ему достались смуглая кожа и такие темные волосы, что мы в своей студенческой компании прозвали его Черный Свет (Клэр означает «свет»).
Он приблизился ко мне, сделав два широченных шага, едва не вывихнул мне кисть могучим рукопожатием, заставил присесть добродушным шлепком по плечу — это меня-то, игравшего форвардом в регби! — и, вместо того чтобы, как обычно, сразу пригласить к себе в кабинет, почему-то потащил обратно к двери.
— Какой прекрасный день! — торжественно провозгласил он. — Ты приехал — и солнце сияет! Правда, я ждал тебя только к вечеру с автобусом…
— Я приехал на своей машине. Но прости, может, я некстати?..
— Что ты, совсем нет! Я чертовски рад тебя видеть. Как твои дела? Что с вашей новой батареей?
— Тсс… не спрашивай. Ты ведь знаешь, я не могу об этом рассказывать.
— Ладно, ладно, таинственный атомщик! Кстати, спасибо за посылку с радиоактивными изотопами. Они мне сослужили добрую службу. Но больше я не стану морочить вам голову подобными просьбами. У меня есть кое-что получше.
— Получше? — удивился я. — Что же это?
— Тсс… не спрашивай, — передразнил он меня. — Я не могу об этом рассказывать!
В коридоре позади нас послышались легкие шаги, и мне показалось, что за полуотворенной дверью мелькнул тонкий женский силуэт. Но, видимо, только показалось: насколько я знал, Клэр был холост и женщинами не увлекался.
