Артем Колчанов - Путь к Золотистой
– Вик, тебе сильно больно?
– Да нет, терпимо, - соврал я и послал ещё один, последний импульс.
В левую руку, которой я держал деактиватор, впилась раскаленная игла и пробила скафандр навылет. Засвистевший в дырку воздух вынес с собой тут же замерзающие капельки крови. Но особой боли я не ощутил, меня помутило от вида крови. Я схватился за руку, чтобы не дать воздуху выходить, я не знал, что скафандр сам тут же затянул отверстие. И я не заметил, как выплыл из дюзы в открытый космос. Отсеченный лоскут, улетая, перерубил мой страховочный тросик. Когда же я увидел, что от корабля меня уже унесло на десяток метров, я чуть было не заревел от собственного бессилия. А меня уносило всё дальше и дальше, медленно, но неотвратимо.
На фоне искажённого огромной скоростью звёздного неба уменьшался мой корабль. Эта картинка настолько прочно врезалась у меня в память, что я ещё долго после этого видел её в кошмарных снах. А тогда, как мне показалось, я даже перестал правильно воспринимать окружающую действительность. В себя же меня привело то, что я увидел, что корабль ощетинился лучами выхлопов из дюз ориентации и начал медленно приближаться ко мне. Через минуту я уже оказался возле открытого шлюза, того самого, через который словно бы тысячу лет назад выходил из корабля. Я ухватился обеими руками за комингс и втолкнул себя в шлюз. Но окончательно в себя пришел только тогда, когда шлюз наполнился воздухом.
– Вик, что с тобой, почему не отвечаешь? - спросил сильно встревоженный голос.
– Я ничего не слышал. Меня зацепило осколком.
– Показывай.
Я расстегнул замок на запястье, снял перчатку, поднял рукав. Рука немного повыше браслета была действительно словно бы проколота, и крови сейчас уже не было совсем, правда рука сильно болела.
– Жить будешь, ничего такого особенно страшного. Шевелишь-то ею нормально?
– Вроде бы, - я это вполне убедительно продемонстрировал.
– Направляйся в медотсек, там приведешь себя в порядок.
– А как же с пультом в рубке двигателей?
– Автоматы там уже почти закончили восстановление. Вот сейчас заканчивают… Всё, контроль восстановлен.
– Включи тяжесть, а то меня от этой невесомости уже мутит. Не хочется новых синяков и шишек набивать.
– Включаю, но только не на полное "же". А то тебя ещё сильнее замутит. Жди.
Я очень медленно опустился на пол, тяжесть появилась и нарастала. Ощутить под ногами твердый пол показалось мне очень приятным ощущением. Но тут же у меня усилилась тревога:
– Что с этим чертовым пылевым поясом?
– Кажется, мы его только что проскочили, концентрация пыли упала почти до обычного значения… Если можешь немного потерпеть, приди в рубку.
– Иду.
– Опускаю тебе лифт.
В рубке тот же голос из динамиков сообщил:
– Концентрация пыли убывает по экспоненте. Мы выходим из пояса. Каковы будут указания?
– А как ты сам думаешь?
– Я думаю, что скорость нужно всё равно сбросить, хотя бы до ноль семи це.
– Действуй, как считаешь нужным.
– Сначала я проведу коррекцию курса. Убедимся, что двигатели ещё могут работать.
– Согласен.
Там внизу, на корме, снова загремели двигатели. Но только сейчас в их звуке появилась какая-то визгливая нотка, а корабль сотрясала мелкая, частая вибрация, к счастью слабая.
– Ничего страшного, всё в пределах допустимого. Кажется, на этот раз действительно пронесло. А я, если сказать честно, здорово перепугался, даже соображать поначалу не мог.
– Зато сейчас всё позади, - сказал я сквозь зубы, потому что снова резанула боль в руке.
– Сильно болит? - переменив тон, спросил голос.
– Прилично. Осколок-то насквозь прошел, вон, даже в скафандре две дыры.
– Если бы не насквозь, было бы ещё больнее. Спускайся в медотсек.
В медотсеке я пробыл недолго. Я не стал пользоваться услугами медицинской техники, а сам обработал себе ранку антисептиком. Потом, следуя советам голоса, сделал себе несколько инъекций. От них боль почти сразу же отступила. А когда она отступила, я почувствовал, что очень хочу есть и чуть меньше - спать.
– Я жрать хочу, как голодный хищник.
– Нисколько не удивительно, ты после анабиоза не съел ни крошки. Как будешь кушать? Нормально или, может быть, пилюлей обойдешься?
– Не хочу никаких пилюль.
– Тогда вот что, пройдись до столовой пешком, а я за это время что-нибудь для тебя состряпаю. Идёт?
– Если только по дороге не свалюсь от усталости и не усну.
– Не свалишься.
До столовой я дошел, правда, уже заснув наполовину. В столовой, за открытой дверцей кухонного автомата меня ждал завтракообедоужин.
– Сам то ты есть хочешь? - совсем уж не к месту спросил я.
– Спасибо, я сыт.
Я быстро расправился с едой и отправил пустые тарелки в заурчавший зев утилизатора.
– А сейчас, Вик, иди в каюту.
– Я и так уже иду.
– Как дойдешь, сразу же нажми голубую клавишу. Хорошо?
Я кивнул в ответ. Зайдя в каюту, я нажал эту самую клавишу на терминале. Потом стянул с себя одежду и рухнул на кровать, рассчитывая уснуть немедленно. Но сон, который ещё несколько минут назад подстерегал меня на каждом шагу, сейчас почему-то не приходил, хотя усталости у меня не убавилось.
– Вик, ты не спишь? - осторожно спросил голос из динамика.
– Нет, не сплю.
– Сейчас на корабле всё в порядке. Спи, не доводи себя до ещё одного срыва.
– Я знаю, что всё в порядке, но сон не идёт. Мысли всякие мучают…
– Тебе наверно очень трудно?
– Поставь себя на мое место, тогда поймешь.
Динамик довольно долго молчал. Оттуда доносились какие-то совершенно непонятные звуки. Потом он резко и как мне показалось, довольно обиженно сказал:
– Я никогда не буду на твоем месте! Никогда! Понимаешь меня, никогда! Как и ты на моём. Потому что ты человек, а я всего лишь машина… ЦНЛ… Корабельный кибермозг.
Услышав это, я вскочил с кровати так, словно меня ударило током. Что же такое со мной сегодня творится. Я ведь даже не задался вопросом, кто этот мой собеседник. Я знал, что на корабле кроме меня никого нет, но даже не вспоминал об этом. И даже подсознательно не думал о нём, как о машине, скорее наоборот, как о человеке. Что за наваждение такое на меня нашло?… Нет, не могу я представить, что это машина, потому что машина просто не может вести себя так, так по-человечески.
– Не верю, - сказал я и посмотрел в чёрный зрачок видеокамеры с какой-то совсем уж глупой надеждой. За этим последовала довольно долгая пауза, и наконец-то динамик снова ожил:
– Прости меня, Вик, за то, что я такой вот. Я не должен был делать того, что сделал.