Владимир Михановский - Гостиница Сигма
- Вернулась я на Землю, а так и не знаю, чем она живет, - пожаловалась Зарика. - Что волнует вас, людей двадцать второго века? Что тревожит?
- Не "вас", а "нас", - поправил Борца.
- Тем более.
- Надо поездить по планете.
- Сама знаю, что надо, - сказала Зарика. - Времени нет. Хочу сразу на биостанцию.
Борца задумался.
- Ты любишь театр? - неожиданно спросил он.
- Театр? Помню. Любила. Я ходила в театр маленькой девочкой... А разве есть у вас театр?
- Странный вопрос.
- Когда "Альберт" улетал, говорили: искусство театра отмирает.
Борца улыбнулся.
- Эти разговоры ведутся сотни лет, еще со времен Шекспира, - сказал он, - а театр продолжает здравствовать. Вот что: я поведу тебя в театр, и ты узнаешь, чем живет Земля.
...Еще издали, из кабины автолета, Зарика разглядела белоснежный купол, как бы свободно парящий в воздухе, и догадалась, что это и есть политеатр. Политеатр... Словечко было непривычное и отпугивало своей новизной.
Автомат у входа протянул им два жетона, и они прошли на свои места. Внимание Зарики привлекли кресла - массивные, они в то же время легко могли вращаться на шарнирах. Садясь в кресло, зритель пристегивался к нему с помощью специального пояса. "Словно в автолете", - подумала Зарика. Арена, расположенная внизу, напомнила Зарике стадион. Необычайно рельефным было освещение, но Зарика, сколько ни вертела голову, нигде не могла обнаружить ни одной лампы.
Купол стал меркнуть, и все погрузилось во тьму.
Над самым ухом Зарики послышался шепот.
"Ты увидишь сейчас подлинную историю, происшедшую на Земле, - говорил голос. - Ты увидишь людей, твоих братьев и сестер. Ты увидишь любовь, которая дает людям крылья..."
Шепот потонул в нарастающей мелодии. Зарика не могла отделаться от ощущения, что волны музыки звучат лишь для нее одной.
...А на сцене жизнь шла своим чередом. Старая, как мир, история захватила Зарику. Она даже не вникала особо в сюжет, следя за развитием характеров. Особо увлек ее танец, который исполняла женщина. Каждый поворот, каждый шаг ее с изумительной точностью гармонировали с музыкой.
Когда они в антракте вышли в прохладное фойе, загадка согласованности музыки и танца не покидала Зарику.
- Где помещается оркестр? - спросила Зарика.
- Оркестра нет, - сказал Борца. - Что действительно отмерло в театре, так это он.
- Остается магнитная запись?
Борца покачал головой.
- Разве при звукозаписи можно было бы достичь такой гармонии музыки и танца? - спросил он.
- Верно, я тоже подумала об этом, - призналась Зарика. - Когда смотришь танец, в голову приходит мысль, что сама балерина - источник музыки.
- Так оно и есть, - сказал Борца. - Ты угадала.
Зарика искоса посмотрела на Борцу: не шутит ли он?
- Понимаю, ты привыкла к оркестру, - возобновил Борца прерванный разговор, когда они отошли от панно "Первый виноград на Марсе". - Здесь, в политеатре, музыка подчиняется непосредственно артисту, и потому посредничество громоздких музыкальных инструментов попросту не требуется.
- Не говори загадками, - взмолилась Зарика.
- А ты не боишься технических подробностей?
- Наоборот, жажду их!
- Изволь. Звук извлекается свободным движением тела в пространстве сцены. Под нею включены высокочастотные ультрагенераторы.
- Понимаю. - По лицу Зарики было видно, что она напряженно что-то соображает.
- Генераторов под сценой много, около сотни, - продолжал Борца. - В сумме они образуют силовое поле. Когда актер движется, он пересекает силовые линии, а это вызывает изменение частоты одного или нескольких генераторов...
- Минуточку, - перебила Зарика. - Ведь частоты у генераторов высокие?
- Сверхзвуковые.
- А откуда звук берется?
- Он получается как разность частот. Но давай подкрепимся, антракт кончается, - сказал Борца.
Они подошли к автоматам с соками.
- Что будешь пить? - спросил Борца.
- Только трабо. Я хочу жить долго-долго, - сказала Зарика.
...И снова купол погас, а круглая сцена осветилась.
Участники высокогорной экспедиции погружали в ракету снаряжение и приборы. Затем члены экипажа один за другим пролезли в люк, заняли свои места в корабле. Каким-то необъяснимым образом и Зарика очутилась среди них. "Старая машина. Похожа на шлюпку с "Альберта", - подумала Зарика. Так оно и должно было быть - пьеса была на историческую тему.
Дрогнул под ногами пол - это был уже не сферозал, а тесная кабина разведчика, - и Зарика вдруг почувствовала, что летит. Вот когда пригодились ремни, которыми она предусмотрительно пристегнулась. Перед глазами промелькнули замерзшие озерца метана, первозданные диабазовые глыбы, сметанные на живую нитку сооружения импровизированного космодрома... Да, Зарика была среди первых людей на Аларди - капризной планете системы Альфа Центавра.
Экспедиция высадилась высоко в горах. Непогода бушевала вовсю. Ветер валил с ног, все связались в одну цепочку. Вместе со всеми Зарика, ежась от ледяного ветра, пробивалась к вершине... Вместо купола над нею раскинулось черное небо - именно такое небо видела она все годы полета на "Альберте", только рисунок созвездий был сейчас другим. Когда слабели порывы пурги и огромные метановые снежинки оседали, в небе показывались звезды. Однажды среди них мелькнула невзрачная желтая звездочка. Зарика догадалась, что это Солнце.
Спектакль окончился.
Небо далекой планеты снова превратилось в купол политеатра.
Борца помог Зарике отстегнуть пояс, и они молча двинулись к выходу. Только сейчас, глядя на сплошь незнакомые лица, Зарика ощутила вдруг огромность временного пласта, который лег между ее временем и нынешним. И в то же время политеатр в чем-то сблизил ее с этими людьми, сделал более понятным их внутренний мир. Почему так получилось? Ведь история-то, которую она только что смотрела, в сущности, довольно заурядная. Он любит ее. Она влюблена в другого. Треугольник... Неужели человечеству так и суждено в области интимных чувств довольствоваться элементарной Эвклидовой геометрией?!
Зарика замедлила шаг, стараясь разобраться в своих впечатлениях.
- Как тебе спектакль? - спросил Борца. - Кажется, ты разочарована?
Девушка покачала головой.
- Разочарована - не то слово, - сказала она. - Хотя ожидала, кажется, другого.
- Ну да, ты считала, что любовь через сто лет будет иной.
Зарика покраснела - до того точно Борца угадал ее мысли.
- Что касается театральной техники... - начала она.
- Оставим технику в стороне, - перебил Борца. - Она меняется. Но разве это значит, что должны меняться человеческие чувства?
- Настоящие - нет, - сказала Зарика.
Они покинули здание и пошли по ночной улице, ища свободный автолет.