Иннокентий Сергеев - Библиотека
4
- На выход! - скомандовала женщина с указкой в руке, поднимаясь со своего кресла. Все засуетились, зашумели, стали толпиться в проходе. Я вышел последним. Автобус, фыркнув пару раз на прощанье, поехал прочь по аллее, оставив нас посреди волшебного парка. Его дорожек, посыпанных белым песком, искусно постриженных деревьев, газонов. Его фонтанов и мраморных беседок. Дышать было сущим наслаждением. Щебетали птицы. Навстречу нам из дверей дворца выскочил облачённый во фрак пухлый господин. Он ловко сбежал по ступням парадной лестницы, остановился и, склонив голову набок, принялся внимательно нас разглядывать. В руке он держал вилку с наколотым на неё кубиком варёной моркови. - Все здесь? - деловито осведомился он. - Все, господин церемониймейстер,- вытянулась перед ним женщина-гид. - Это хорошо,- сказал он.- Итак, уважаемые дамы, вы находитесь в саду, именуемом Версаль. Старайтесь не особенно лапать руками. Он умолк, отправил морковь в рот и принялся сосредоточенно пережёвывать. Занятие это заняло у него весьма продолжительное время. Наконец, он извлёк из кармашка сложенный вчетверо носовой платок и неторопливо вытер им губы. Завернул вилку в платок. Спрятал свёрток в карман. - Кормить вас будут овощами,- сказал он, придав лицу строгое выражение,так как в настоящее время, как вам должно быть известно, продолжается Великий Пост. Вот что говорит по этому поводу,- он запустил руку в карман брюк,- святой Амвросий Медиоланский. Он достал из кармана записную книжку и принялся листать её. - Так, сейчас...- он поднял глаза и быстро оглядел нас всех.- "Не оставим... ни одной седмицы без говения: потому что четыредесятницу тот совершает, кто в посте и бдении достигает Пасхи". Итак,- сказал он, закрывая записную книжку и убирая её обратно.- Я думаю, всем всё ясно. Прошу вас, начнёмте осмотр. Показав жестом следовать за ним, он побежал вверх по ступеням. Мы начали осмотр. Однако перед этим мы долго шли по дворцу, как позже выяснилось, затем только, чтобы начать его как положено - со спальни. Дело осложнилось тем, что церемониймейстер сбился с пути - заведя нас в очередной из залов, он неожиданно заявил, что не знает, как отсюда выбираться, и куда нужно идти, и вообще, что он с нами умаялся. Он устал. Он хочет в отпуск, и ему давно уже обещали, и... И вообще. Его выслушали в молчании. Он стоял у окна, покусывая губы и время от времени с укоризной поглядывая на нас. Все ждали. Он тяжело вздохнул и, указав на одну из дверей, с выражением безнадёжности сказал: "Кажется, сюда". Никто не тронулся с места. Все ждали. Он вздохнул ещё раз и пошёл первым. Все последовали за ним. Я плёлся последним. Дело в том, что мне надоело получать тычки в спину, уколы булавками, щипки исподтишка,- оглянешься, и не знаешь, кто,- в то время как в голову мне то и дело летели конфеты, печенье, кожура от апельсинов, огрызки, косточки; я никак не мог понять, что я им такого сделал. Или это были знаки внимания? Я уворачивался, терпел, не подавал виду. Улыбался. А потом мне всё это надоело, и я убрался подальше, в конец процессии. Давно надо было это сделать. Некоторое время на меня ещё оглядывались, и я каждый раз замирал, ожидая какой-нибудь гадости. Потом перестали. Кажется, забыли про меня. Я боялся уже поверить в это. Не знаю, зачем я за ними шёл. Они приехали осматривать дворец, ну и прекрасно, а я-то тут причём. Красивый, конечно, дворец. Только уж очень большой... А с другой стороны, ну куда бы я теперь пошёл? Раз уж приехал... Сначала нужно было найти спальню. Потом искали выход на главную лестницу. Потом нашли и снова стали искать спальню. Наконец, нашли спальню и начали осмотр. К тому времени я уже окончательно убедился, что это не Версаль. Я смотрел по телевизору фильм и знаю, что говорю. Но голос я подавать не стал. Если им хочется, чтобы это был Версаль, я не возражаю, пусть будет Версаль. Только это не Версаль. Осмотр проходил без энтузиазма. Церемониймейстер говорил мало, почти ничего не объяснял, да его, по правде говоря, никто об этом и не просил. В одном из будуаров он сказал: "Я скоро вернусь",- и исчез. Все разбрелись кто куда. Заняли диваны. Стали жаловаться друг дружке, что жарко, и ноги устали. На меня никто даже и не смотрел, и я потихоньку улизнул. Выбрав диван поудобнее, я расположился отдохнуть, наслаждаясь одиночеством. Лучше всего было бы сейчас поспать. Я попытался уснуть. Не спалось. Понемногу я заскучал. Наконец, вдоволь наворочавшись и намаявшись в безуспешных попытках забыться, я поднялся и отправился на поиски церемониймейстера. Женщины спали. Церемониймейстера нигде не было. Я принялся обследовать комнату за комнатой, помещение за помещением и, после долгих и утомительных поисков,- я уже хотел было плюнуть на всё,нашёл-таки его. Он был один посреди помпезного интерьера парадной столовой. Он сидел за столом и преспокойно уплетал здоровенный кусок мяса. Моё появление было весьма эффектным - он так и замер с куском мяса у рта, уставившись на меня как труп Нерона, но, сообразив, видимо, что притворяться не имеет никакого смысла, снова зачавкал. Я уселся на стул напротив него. Посмотрел на стол. Взял графин и налил себе водки. Выпил. За окнами уже начинало темнеть. Церемониймейстер продолжал как ни в чём ни бывало есть, словно бы забыв о моём присутствии. Я закурил. Наконец, он откинулся на спинку стула и, положив руки на стол, сыто рыгнул. - И что же Амвросий Медиоланский?- с усмешкой сказал я. Он не ответил. Молча отодвинув от себя пустую тарелку, он налил в свою рюмку коньяк и залпом выпил. - Ваше здоровье,- сказал он, вернув рюмку на скатерть.- Итак, чем могу быть полезен? - Я хотел бы видеть Зотенберга,- сказал я. - Его здесь нет. - Где же он?- спросил я. - Долго объяснять,- сказал он.- Это связано с историей Библиотеки. История это давняя и малоинтересная. - Напротив,- возразил я.- Мне она до крайности интересна. - Что такое солнце?- неожиданно спросил он. - Солнце?- удивился я.- Это небесная сфера, состоящая из огня. - А что такое огонь?- спросил он.- Что такое сфера? Что такое небесная? Что такое "состоять из"? Я сообразил. Да, да, я знаю этот прикол. - Теперь вы понимаете,- сказал он,- с какими трудностями пришлось столкнуться создателям универсальной библиотеки? - Не совсем,- сказал я.- И что это за библиотека? - Ладно,- сказал церемониймейстер,- попробую объяснить. Всё началось с того, что решено было создать Всеобщую Энциклопедию Розы. - Кем было решено?- перебил его я. - А вот это уж вас никак не касается,- строго заявил он. - Ну и пусть не касается,- покорно сказал я.- Пожалуйста, продолжайте. - По мере того как собирались всё новые и новые сведения, количество томов росло, как это и ожидалось. С другой стороны, не проходило месяца и даже дня, чтобы с цветком этим не оказывалось бы так или иначе связано какое-нибудь новое событие; соответственно, количество сведений для Энциклопедии увеличивалось, но это было бы не так страшно, когда бы сведения эти не начали вдруг нагло противоречить одно другому. Бесконечные изменения принуждали переписывать Энциклопедию вновь и вновь, переделывать статьи, концепции, формулировки. Вы, полагаю, догадываетесь, как это утомительно, вновь и вновь перестраивать концепции. - А какое отношение имеют концепции к фактам?- не выдержал я. - Но ведь они тоже являются, как вы изволили выразиться, фактом. Была создана специальная служба переписчиков, каковые должны были заново переписывать ранее написанные статьи с учётом новоприобретённых сведений, поправок и исправлений, открытий и разоблачений, и переписчики эти часто бывали недовольны тем, что их работа постоянно нуждалась в переделывании, и конца этому не было видно. Многие из них даже заболевали от расстройства. Они стали с отвращением относиться к своей работе, а что может быть страшнее этого! В результате стали появляться ошибки. Ошибки эти необходимо было исправлять, и появилась особая служба корректоров. А тут ещё возникла путаница с тем, кто какой вариант переписывал. Конечно, виноваты были сами переписчики, но и их нельзя судить слишком строго, ведь стоило всего один раз напутать, как путаница эта сама собой начинала разрастаться, и благодаря самоотверженной и напряжённой работе переписчиков и корректоров, она только увеличивалась. Одни страницы Энциклопедии стали противоречить другим, кто-то переписывал десятый вариант книги, кто-то работал только над шестым, а кто-то добрался уже до тринадцатого, восемнадцатого, двадцать седьмого... Работать становилось всё сложнее, производимая абракадабра заведомо ни на что не годилась и отправлялась в архив, где и должна была пылиться без всякого употребления и какой бы то ни было пользы. Тут возроптали уже и корректоры, штат начал разбегаться, прорехи в нём некем уже было восполнить, так как никто не хотел заниматься этим тягостным, утомительным, а главное, бесцельным трудом. Среди людей распространился суеверный страх перед этим благородным цветком, его стали повсеместно и безжалостно истреблять, этому посвящались новые и новые тома Энциклопедии, в которых давалась социальная, психологическая, политическая, историческая, биологическая, юридическая, экологическая, эстетическая, этическая, астральная, наконец, оценка и толкование этого феномена. В довершение же ко всему, выяснилось, что даже если бы Энциклопедия и была бы когда-нибудь, неизвестно каким чудом, написана, ей всё равно нельзя было бы пользоваться, ведь в ней использовалась масса терминов и понятий, известных лишь специалистам, каждый из которых работал лишь над одним из разделов Энциклопедии и имел под рукой соответствующий словарь. Но что было делать тому несчастному, который пожелал бы воспользоваться Энциклопедией или прочитать её? Он попросту утонул бы в океане терминов, ссылок, апелляций к такому-то автору, такому-то исследованию, и так далее, так далее, так далее. Пришлось бы приложить к Энциклопедии неисчислимое множество толковых словарей, каждый из которых, опять же, был рассчитан на определённого человека. Попытки создания Всеобъемлющего Толкового Словаря оказались тщетными. Работа над Энциклопедией была остановлена. Создателями Библиотеки овладело уныние и отчаяние, в каковом состоянии они пребывают и по сей день. - А как же Зотенберг?- спросил я, несколько шокированный столь внезапным окончанием рассказа. - А причём тут Зотенберг?- спросил в свою очередь церемониймейстер. - Это я вас спрашиваю. - А мне нечего сказать. Он появился и исчез. Вёл себя вызывающе высокомерно. Обозвал всю затею с Энциклопедией вздором, непристойно хохотал, допускал оскорбительные шутки в адрес Канцелярии Библиотеки, поведение его было признано возмутительным и... - Постойте...- воскликнул я в озарении.- Он предложил какой-то другой проект? Свой? - Да. Но он не был принят к рассмотрению. Повторяю, Зотенберг вёл себя вызывающе, разговаривал надменно, заявлял о своей якобы исключительности, в амбиция своих дошёл до того, что потребовал немедленно (!) отказаться от всяких попыток реализации первоначальной идеи и вместо этого, вместо этого (!), воспользоваться его собственным, гениальным, проектом. Когда же ему было вежливо отказано, он только пожал плечами, непозволительно громко рассмеялся и ушёл. А куда он ушёл, этого уж я не знаю, и никто вам здесь этого не скажет. Более ничем не могу вам помочь. Он замолчал. Я сидел, раздумывая над его рассказом.
