Кеннет Балмер - Солнца Скорпиона
В те времена я был молодым обозленным моряком и размахивал своим грозным мечом направо-налево. Я рычал, крошил и рубил. Чтобы прорвать кольчугу и прорубить то, что находилось под ней требовалось разить с огромной силой, Одетые в кольчуг воины рубятся не быстро. Они должны вкладывать в каждый удар дополнительный вес и силу.
Благодаря той закалке, которую получил, будучи галерным рабом, благодаря крещению в священном бассейне потерянной для меня Афразои, благодаря темным порывам ненависти и мести, ведущим мою руку, я наносил каждый удар со стремительностью и силой, кроша и кроша врагов Зара, погубивших моего друга Зорга из Фельтераза.
Долго ли это продолжалось, я не знаю. Знаю лишь, что почувствовал волну негодования и разочарования, когда галера накренилась и закачалась, а резкий, сопровождаемый скрежетом толчок с кормы кинул нас всех вперед, и через полуют хлынули, сверкая мечами, бойцы в кольчугах. Их шлемы украшали красные перья. Они разили своих противников с быстротой и умелой сноровкой и скоро заполнили всю «Милость Гродно». В этом бедламе до меня донеслись новые, полные ужаса, крики галерных рабов.
Я почувствовал под ногами предательский крен и ощутил, что палуба пропитывается водой.
Галера тонула. Воины Магдага каким-то образом вскрывали борта, отворив недра корабля морю, готовые все отправиться на дно при своем окончательном поражении.
Теперь между мной и воинами юга, поклонниками Зара, божества красного солнца, не осталось ни одного бойца Магдага.
— Галера тонет, — обратился я к шагнувшему ко мне воину с окровавленным мечом, забрызганным кровью, впрочем, не настолько сильно, как мой. — Надо освободить рабов — сейчас же!
— Сделаем, — сказал он и посмотрел на меня. Он не уступал мне в росте, и был широкоплечим и проворным. На его открытом бронзовом лице красовался такой же надменный крючковатый нос, как и у моего друга Зорга. Его густые темные усы торчали вверх. Магдагцы отпускали вислые усы — как и положено подлецам.
— Я — пур Зенкирен из Санурказза, капитан «Сиреневой птицы,» — он носил поверх кольчуги свободную белую одежду с большим гербом, ослепительно сверкавшим в лучах солнц. Кажется, это было колесо со спицами, но без ступицы внутри. Этот круг был вышит ярко-оранжевыми, желтыми и голубыми шелками. — А ты, я так полагаю, галерный раб?
— Да, — ответил я. И вспомнил почти забытое. — Галерный раб. Я — князь Стромбора.
Он пристально взглянул на меня.
— Стромбор. По-моему, я что-то слышал об этом… но не имеет значения. Это не в Оке Мира.
— Да. Не здесь.
С рабов сбивали кандалы. Они кричали, подпрыгивали и плакали от радости, перебираясь по изукрашенному полуюту на шпирон «Сиреневой птицы». Пур Зенкирен сделал движение мечом — своего рода отдание чести — не потрудившись стереть с него кровь.
— Ты, князь Стромбор, здесь чужой. Как же вышло, что ты сражался с магдагскими еретиками и отбивал у них галеру?
Оба солнца Антареса, изумрудное и рубиновое, погружались в море за горизонт, и их жар спадал. Я посмотрел на свой длинный меч, на кровь, на убитых, на рабов, которые, забыв о своей злополучной наготе, приплясывали от радости, перелезая через полуют.
— У меня был друг, — ответил я. — Зорг из Фельтераза.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Удар созидающий и разрушающий
Если вам покажется, что я слишком бегло коснулся пережитого мной при работе на строительных комплексах Магдага или не слишком откровенно говорил о своей жизни галерного раба на магдагских свифтерах, то я не считаю себя обязанным что-либо объяснять. Мы все знаем достаточно и с избытком о несчастьях, боли и отчаянии — они не столь различны на нашей родной Земле и на планете Креген, ставшей мне родной. Долгие времена, когда я был лишен свободы, миновали. Вот и все. Времена мук и унижений прошли, как проходят черные тучи, закрывающие лик Зима.
Ненависть, которую я испытывал к жителям Магдага, была, учитывая обстоятельства моего рождения и воспитания, вполне естественной, ибо королевский флот не терпит слабаков, и обучали меня круто и безжалостно. Только в более поздние годы я приобрел некоторую зрелость взглядов, да и то, признаюсь откровенно, в немалой степени благодаря раскрепощающему влиянию, которое проявилось здесь на Земле, так как Креген остается таким же жестоким, требовательным и беспощадным, как всегда.
Я испытал в своей жизни огромное счастье, и Делия на-Дельфонд была для меня непоколебимой опорой и огромной утешающей силой. Большей частью имеющейся во мне человечности я обязан как раз ей. Теперь, будучи избавленным от убивающего душу и изнуряющего тело труда, я снова ощутил себя свободным. Я хорошо помню, с каким удивлением и каким свежим взглядом я оглядывался кругом на палубе «Сиреневой птицы», покуда «Милость Гродно» погружалась, пуская пузыри, в голубые воды Ока Мира.
Нет, совершенно незачем подробно останавливаться на моих чувствах к жителям Магдага, поклонникам Гродно. Если я скажу, что маленькую Винси, худенькую девушку с вишневыми губами, озорными глазками и взъерошенными волосами, к которой я очень привязался, убили самым варварским образом это мало что передаст. Ей полагалось приносить бурдюки с водой для изготовления кирпичей и утоления нашей жажды. Люди в кольчугах поймали её во время одной из своих развлекательных вылазок и, как выразились бы вы, моралисты двадцатого века, совершили групповое изнасилование. Это — только слова. А реальность — в виде мук, крови и грязи — лишь часть мозаики, имя которой жизнь. Нет необходимости предаваться раздумьям, чтобы сделать мою позицию — позицию молодого человека, каким я был тогда: резким, безжалостным, злобным по отношению к тем кого я ненавидел, отнюдь не склонным забывать об учиненной несправедливости — достаточно ясной и для самых тупоумных.
А теперь они засекли насмерть моего друга Зорга из Фельтераза.
Не всем рабы перешли на борт свифтера из Святого Санурказза плача от радости. Некоторые из них выли и сопротивлялись. Это были магдагские заключенные, люди, приговоренные к галерам за какие-то преступления и ожидавшие в конечном итоге оказаться на свободе. Теперь же им предстояло стать галерными рабами своих наследственных врагов. Что поделать, жизнь на внутреннем море сурова и жестока.
«Сиреневая птица» заинтересовала меня. Эта галера оказалась больше «Милости Гродно», хотя и не самой большой из всех, что бороздили эти воды. Как я понял, её скорость вызывала у капитана, пура Зенкирена, некоторую озабоченность. Галера вступила в строй недавно, и он возлагал на неё большие надежды. Этот тип свифтера назывался семь-шесть-сто. Это означало, что сто весел свифтера располагались в два ряда: по семь гребцов на весле в вернем ряду и по шесть на нижнем, два ряда из двадцати пяти весел на борт. В любом случае, я думал, что длина этого свифтера недостаточна по отношению к ширине, исходя из типичного очертания галеры, представлявшегося мне довольно нелепым, да и осадка из-за балласта была куда глубже, чем желательно для быстроходнейшей из галер. Дойдя до этого пункта, я спохватился. Вот тебе, опять начинаю рассуждать как моряк.