Роберт Шекли - «Если», 1999 № 09
То, что он узрел, не могло быть ничем иным, кроме армейского бивака. Большой костер, на нем кипит закопченный котел. Примерло дюжина солдат с цилиндрическими сосудами в руках ожидают раздачи пищи. Там и сям разбросаны примятые кучи соломы, исполняющие, должно быть, роль походной постели. С десяток повозок, преимущественно пустых, несколько тягловых монстров, с комфортом отдыхающих в тени.
И никаких признаков присутствия Энн или ее компаньона.
Судя по виду лагеря, солдаты находились здесь уже несколько дней. Правда, с гравиплана не было видно костров, однако ночи не так уж холодны, чтобы жечь костер рядом с соломенным ложем. Без особой охоты Форзон вынужден был признать, что гипотеза о засаде ничем не доказана. Вполне вероятно, что они с координатором по несчастливому стечению обстоятельств попросту набрели на мирно дрыхнущий взвод.
Но где же в таком случае сам Раштадт?!
— Он экипирован точно так же, как я, — задумчиво пробормотал Форзон. — Ряса жреца, фальшивый нос… Язык? Может быть, на Курре несколько языков? Может, где-нибудь живет народность с такими носами, а мы приземлились здесь по ошибке?
Так или иначе, но прежде всего надо было спасти Энн. Куда же она подевалась? Повозка никак не могла вернуться назад, он обязательно услышал бы это. Не последовала она и вперед по той же дороге — к дальним холмам, иначе ее до сих пор было бы видно. Скорее всего, прибывшие с повозкой конвоиры как раз дожидаются обеда, а сменная команда направилась с пленниками на север по прибрежной дороге.
Форзон повернул в сторону моря. Спустившись с обрывистого берега, он пустился бегом по узкой полоске пляжа, пока не оставил бивак далеко позади. Тогда он перешел на энергичный шаг, поглядывая наверх в поисках удобного места для восхождения. Обрыв, однако, становился все выше и выше, и уже начало смеркаться, когда ему удалось обнаружить подходящую расщелину. Выбравшись на дорогу, Форзон увидел впереди пустынную до самого горизонта равнину, а позади — еще один густой, но компактный лесок. Решительно повернув назад, он вошел в лес, где было уже почти темно, и спрятался в кустах.
Вскоре послышалось знакомое курлыканье. В просвете листвы промелькнула уродливая голова животного, потом форменные плащи трех солдат. Вот как, только трое? Форзон приободрился, но когда повозка выкатила из темного леса в светлые сумерки равнины, насчитал семерых. Энн по-прежнему неподвижно сидела на узкой скамейке; ее спутника полностью скрывали бортики тележки.
Подождав, пока процессия не удалится на почтительное расстояние, он встал и последовал за ней. Когда совсем стемнело, на дороге загорелся огонек. Форзон, прибавив шагу, разглядел, что один из конвоиров с горящим факелом идет перед повозкой, а остальные шагают позади: крошечная луна, повисшая над горизонтом, давала так мало света, что он мог видеть лишь по три темных силуэта справа и слева от повозки. Задумавшись о возможном плане атаки, он споткнулся об увесистый булыжник. Вот оно, оружие!
Стратегия в считанные секунды сложилась сама собой… Солдаты устали. Они загипнотизированы мерцающим в кромешной тьме огоньком, оглушительным курлыканьем колес, убийственной монотонностью пешего путешествия семерых крепких мужчин, сопровождающих двух беспомощных пленников. Не имея возможности даже перекинуться словом, не повысив голос до крика, они движутся ровным, механическим шагом, глядя прямо перед собой и размышляя о чем угодно, но только не о темной дороге за спиной.
Один из солдат в глубокой задумчивости на шаг отстал от товарищей. Форзон, не упустив момента, нанес удар в основание черепа и нагнулся над упавшим, чтобы ударить еще разок, если понадобится. Несчастный, однако, потерял сознание сразу. Остальные продолжали мерно маршировать. Впрочем, будь даже конвоиры настороже, вряд ли они могли что-нибудь услышать за скрежетом колес, а тем паче увидеть.
Форзон вытащил ремешки из сандалий своей жертвы и крепко связал солдата по рукам и ногам; оттащив тело с дороги, он оставил его в высокой траве. Потом он снова догнал повозку и приглядел себе вторую жертву. Операция прошла как по маслу, и Форзон оставил бесчувственное тело по другую сторону дороги.
Что-то уж слишком просто, подумал он, снова догоняя повозку. Оттаскивая четвертого, он обливался холодным потом и ужасно нервничал при одной лишь мысли о том, что излишняя нервозность вынудит его совершить ошибку. Оставшиеся солдаты маршировали гораздо ближе к свету, и Форзон сильно сомневался, что ему удастся незаметно отключить кого-то из них. Тогда он прицелился издалека и бросил камень: очередная жертва упала без единого звука. Подождав, когда повозка отъедет подальше, Форзон подошел к упавшему и вытянул из сандалий ремешки.
Теперь, когда осталось только два противника, он вдруг преисполнился самоуверенности, и удар в затылок получился скользящим: солдат с криком обернулся и был уложен замертво ударом в висок, факелоносец, зачарованный светом собственного факела, за все время ни разу не обернулся.
И все-таки Форзон решил не рисковать и сперва освободить пленников: по крайней мере, Энн сможет убежать, если ему на сей раз не повезет. Он забрался в повозку через задний бортик, прополз мимо неподвижного тела мужчины и приставил лезвие ножа к веревочным путам, стягивающим запястья Энн.
Она не вздрогнула, не выказала никакого удивления, но медленно отклонилась назад и, повернув голову, спросила:
— Ты кто?
— Форзон, — шепнул он ей прямо в ухо.
— Форзон?..
Он перерезал путы на ее руках, нащупал и разрезал веревку на щиколотках. Потом он занялся спутником Энн. Дыхание мужчины было таким слабым, что Форзон чуть было не принял его за труп. Когда он разрезал веревки, Энн приложила губы к его уху и произнесла:
— Поторопись!
Форзон спрыгнул с повозки и догнал факелоносца, чтобы нанести последний удар. Солдат упал, выронив рассыпающий искры факел, и животное, безучастно тянувшее повозку, немедленно остановилось. В ушах зазвенело от внезапной тишины.
— Не дай ему погаснуть! — вскрикнула Энн.
Быстро подобрав факел, он воткнул его ручкой в землю и сноровисто связал свою последнюю жертву. Энн уже включила коммуникатор, появившийся из какого-то потайного отделения повозки.
— Это шесть-два-семь, — быстро сказала она. — У меня аврал.
— Слушаю, шесть-два-семь, — раздался голос в ответ.
— Пакет получен. Требуется экстренная медицинская помощь.
— Что с пакетом?
— С ним — ничего.
— Понятно. Я тут один. Насколько серьезно…
— Вопрос жизни и смерти, — перебила она. — Завтрашняя ночь не подойдет.
