Дино Динаев - Мальчишник в зоне смерти
От его смеха дяде Боре едва не сделалось плохо. В последнее время со здоровьем у него были проблемы. Один раз ему поплохело прямо на молодой любовнице. В таком нелицеприятном виде, со спущенными портами, врач неотложки его и обследовал. Плохое предчувствие у него было. Он слышал еще молодым, что бывает такое предчувствие у старых воров-предчувствие собственной смерти. Однако умирать ему совсем не хотелось. Своей беспокойной жизнью он заслужил спокойную старость. А умирают пусть молодые. Они ни черта не смыслят в жизни, не умеют по капле смаковать те удовольствия, что она предоставляет.
— Кто поедет то? — повторил вопрос Шершавый.
— Леший, — ответил дядя Боря, изподтишка изучая реакцию коллеги, через которую можно было судить о том, как отнесутся к новости все остальные.
— Окстись, Леший в реанимации! — одернул его Шершавый.
— Сынок его поедет. Он ведь тоже Леший!
— Да он сопляк еще. И он не при деле.
— Сам тогда езжай!
— Почему я? — стушевался Шершавый.
— Тогда не лезь не в свое дело. А людям своим объясни, что такова воля самого Лешего.
— Так он вроде ничего такого не говорил.
— Думаешь, он против родного сына слово бы поднял?
— Кто ж против родной крови пойдет?
— То-то же!
Обработав в нужном ключе командира боевиков, дядя Боря позвонил своему информатору и велел ему срочно приехать.
Не имея возможности внедрить к Ржавому своих людей, Рекунков купил одного из портовых. Звали его Семен Костылев по кличке, естественно, Костыль. Человечком он был небольшим, но кое-какую информацию городские через него получали. Костыль загодя сообщил о нескольких визитах портовых в магазины, что ходили под крышей Лешего, после чего им устроили теплую встречу и отбили охоту на подобные вылазки. Хоть информация частенько подтверждалась, Рекунков никогда особо Костылю не доверял. В последнее время тот стал дерганным, говорил, что предчувствие у него нехорошее и просил большие деньги, чтобы слинять насовсем за море.
Костыль приехал через час после звонка. Под два метра ростом, под белыми полотняными штанами ходулями дергаются длинные ноги. Грубое худое лицо. Он прошел к столу, налил полный стакан водки и выпил его залпом.
— Ты становишься алкоголиком, — поморщился Рекунков.
— Пожили бы как я, с занесенным топором над головой, еще не так бы запили, — пожаловался Костыль. — Деньги принесли? Мне еще с прошлого раза задолжали.
— За что тебе платить, коли ты ничего не говоришь? — возразил Рекунков. — Борзеть с твоей стороны по этому поводу было бы некультурно. Выкладывай, что есть новенького, а уж мы поглядим, платить или нет.
Сразу после этих слов у Костыля случилась истерика. Ничего неожиданного в этом не было: истерики случались и раньше, но в этот раз Костыль выглядел всерьез напуганным, он сказал, что его загнали на самый край, и что дальше терпеть страх нет уже мочи, так что пора линять по серьезному. И попросил денег. Триста тысяч баксов.
— Мы просто так такие бабки не платим, — заметил дядя Боря. — Подай нам на блюдечке Ржавого, чтобы мы могли его схарчить и косточки обсосать, получишь не триста, а пятьсот тонн зеленых.
Едва присевший Костыль опять вскочил и затравленно огляделся.
— Не люблю я, когда про людей говорят, что их собираются харчить. Мне еще Диего своими шуточками надоел. У него все разговоры, что люди это мясо.
— Ладно, скажем по-другому, — согласился дядя Боря. — Помоги Ржавого завалить и получишь пол-лимона сразу.
— Это не так просто. Он везде с охраной ходит.
— Так ли уж везде. Ведь он где-то спит, трахается, в бане, наверное, моется. Ты укажи место и время. Остальное мы сделаем сами.
Костыль недолго колебался, наклонившись к самому уху дяди Бори, он быстро проговорил:
— Хорошо, я скажу, что вам надо. Ржавого всегда кто-нибудь пасет, и только к Черепу он идет один.
— К какому Черепу? — переспросил дядя Боря. — Кто это?
— Только не говорите, что узнали о нем от меня, иначе мне конец, — Костыль опустился в свое кресло и закрыл лицо руками. — Господи, зачем я рассказал о Черепе? Столько терпел, никому не говорил. А тут на тебе, выложил. Будто кто за язык все вытянул. Давно это тайна со мной ходит. Не поверите, это Череп меня изнутри жжет. Словно, просит: "Расскажи обо мне!"
— А этот Череп, он в законе? — поинтересовался Рекунков.
— Никто не знает, но Ржавый советуется с ним во всех своих делах. Только важных конечно. В мелочах у него и так фарт полный. За что бы ни брался, все получается. Только… — Костыль замялся.
— Что там еще? Договаривай! — Рекунков сразу почувствовал заминку.
— Баба у него сбежала. Знаете, наверное, Тамара из "Мокрого шлюза"?
Рекунков кивнул и поинтересовался:
— Тамарка кассу уперла?
— Не, — помотал головой Костыль. — Любовь у нее.
— Любовь? У Тамарки из "Мокрого шлюза"? — недоуменно переспросил Шершавый, и они с Рекунковым, не сговариваясь, расхохотались.
— Так говорят, — смутившись, проговорил Костыль.
— Кто бы ни был этот парень, у него точно крышу снесло, — заметил Шершавый. — Его доля быть Студебеккером перееханным. Его теперь из-под земли сыщут.
— Студебеккер его точно переедет, — согласился Костыль. — Если конечно сумеет с того света возвернуться. До сих пор это никому еще не удавалось.
— Студебеккер мертв? — удивился Рекунков. — Это радует.
— Мертвее не бывает, — подтвердил Костыль. — Любовничек Тамаркин столько дырок в нем понавертел, макароны можно просеивать.
— Кто этот крутой парень? Местный?
— Гастролер. Вроде прикинулся, что товар хочет скинуть, а потом на стрелке всех перемочил, забрал бабу, товар и был таков. Найдут, конечно. Его тоже, говорят, подстрелили. Нужно быть совсем с сорванной резьбой, чтобы рассчитывать, что его Ржавый после этого в покое оставит. Он после этого случая сразу к Черепу поскакал.
— Кстати, ты не договорил про этого Черепа. Кто это все-таки?
— Никто не знает, — зябко пожал плечами Костыль, в испуге даже оглянувшись на закрытую дверь. — Но Диего верит ему как самому себе.
— Еще один экстрасенс? Так у него же Артур есть.
— Артур боится Черепа как своей смерти. Он никогда к Черепу не ездит, один раз Ржавый заставил его, так при смерти вернулся. Неделю кровью блевался. Думали, не выживет.
— Что ж он с ним такого сделал?
— Не знаю, — Костыль опять оглянулся за спину, потом придвинулся и зашептал. — Говорят, он плату за услуги свои бабами берет. Такое с ними вытворяет, что смотреть невозможно.
— Ты скажи, как нам на него выйти?
