Джеймс Блэйлок - Бумажный грааль
Говард поглядел на вьющийся меж сваленных досок бурый свинорой. Несколько месяцев, а то и лет к доскам явно никто не притрагивался.
– Может, я вам с этим помогу? Вытащить гвозди и подровнять концы труда не составит. Мне бы хотелось это сделать.
Дядюшка Рой помедлил, обдумывая предложение, будто сказал слишком многое и зашел чересчур далеко.
– Купим еще упаковку пива и обмозгуем планы, – сказал он, подмигнув. – Сегодня. После четырех.
Зазвонил телефон.
– Рой! – закричали из кухни.
– Это Эдита. Пошли.
Он поспешил мимо гаража, на заднее крыльцо, оттуда на верандочку. Здесь стояли старая стиральная машина и сушилка выпуска эдак двадцатилетней давности и висели сворачивающиеся на шпунтах бельевые веревки, на которых сейчас сушилось нижнее белье. Дверь отсюда вела на кухню, где тетя Эдита как раз опускала на рычаг телефонную трубку.
– В чем дело? – спросил дядюшка Рой. – Кто это был?
– Сил.
– Тогда чего ты кричала? Она хотела со мной поговорить?
– Нет. Но могла. Я хотела, чтобы ты был под рукой.
– Чего ей было нужно? У нее все в порядке?
– Господи, да все с ней в порядке. Что, скажи на милость, могло с ней случиться?
– Тогда зачем, скажи на милость, она звонила? Мы обсуждали проблему амбарных досок. Говарду пришло в голову попытаться продать их на юг. Там, где на такое есть спрос. Мы как раз за них взялись.
– В такой одежде? Говард же только что приехал. Не заставляй его работать, дай сперва хоть чуть-чуть посидеть спокойно. Эти доски тут уже бог знает сколько валяются. Так пусть полежат еще хотя бы пару часов. Дай мальчику передохнуть. К ленчу приедет Сильвия. Кажется, она чем-то расстроена.
Тетушка Эдита еще несколько минут говорила о Сильвии, о ее магазинчике, о том, как она сама изготавливает вещи на продажу. Как местные зависят от приезжающих в Мендосино туристов. Магазинчику так легко потерпеть крах и разориться. Чтобы выжить, нужно расширяться в другие области. Туристы любят безделушки и свято верят, что северное побережье – просто кладезь ремесел и творчества. Им не нужна рубашка, которую можно купить в универмаге на юге. Им подавай китовый ус и шерсть, плавник и натуральные здоровые продукты.
– А вот и она, – сказал дядюшка Рой, когда послышался шум машины, сворачивающей к дому с улицы.
Эдита кивнула.
– Она звонила из автомата у супермаркета. Привезет лосося к обеду в честь приезда Говарда. Я ей сказала…
– Хорошо, хорошо, – прервал ее дядюшка Рой. – Пора нам пообедать чем-нибудь благородным. Я сам приготовлю. Немного укропа, немного белого вина. У нас есть вино?
– Нет, – ответила Эдита.
– Ну, это мы поправим. Всегда готовь на вине, которое собираешься пить, – серьезно посоветовал он Говарду.
Входная дверь открылась, вошла Сильвия. Она как будто недавно плакала. Говард внезапно пришел в ярость, он готов был убить кого-нибудь – Горноласку, эту грязную свинью. Он выдавил улыбку, подумав, что если сейчас взорвется, пусть даже ради защиты Сильвии, это обернется истинной катастрофой.
– Что, черт побери, стряслось? – спросил дядюшка Рой, увидев в ее лице то же, что и Говард.
– Кажется, мне не собираются возобновлять аренду. Придется искать другое помещение, скорее всего вообще уйти с Главной.
– Сукины дети! – Дядюшка Рой ударил по кухонному столу кулаком.
– Рой! – воскликнула тетя Эдита, глянув на Говарда и явно его стесняясь.
– Поговаривают о том, чтобы перестроить Главную, – сказала Сильвия.
– «Перестроить»? Это еще что за черт? – скривился от отвращения дядюшка Рой. – Из всех треклятых…
– Это когда сносят все, что есть интересного, а потом строят что-нибудь новое поплоше, – вставил Говард. – У нас в городке то и дело нечто подобное вытворяют.
– Это правда? – Дядюшка Рой прищурился на дочь. Выражение его лица говорило о том, что в самой этой мысли он видит целый заговор. – Кто это тебе сказал? Старуха?
– Нет, Горноласка. Сегодня утром. Я видела, как ты проехал, – сказала она Говарду. – Впрочем, пожалуй, к лучшему, что ты не остановился. Мне было не до разговоров.
Выходит, Горноласка каким-то образом стал… кем? Ее домовладельцем? Агентом домовладельца? Говард испытал такое облегчение, что даже почувствовал себя виноватым. И одновременно счастливым. Это объясняло разговор на тротуаре. Горноласка был захолустным Саймоном Легри[2], покручивающим свой блондинистый ус.
Дядюшка Рой принялся с мрачным видом расхаживать взад-вперед.
– Они наносят удар, – сказал он.
– Ах, Рой. – Тетя Эдита начала готовить сандвичи. Говард про себя удивился, о чем это говорил его дядя. Кто наносит удар? И какой, собственно, удар он – или они – наносит?
Рой остановился. Уставившись на Говарда в упор, он вдруг ни к селу ни к городу – в загадочной манере мистера Джим-мерса – спросил:
– Ты тот, кто любит рыбачить?
6
Пока Сильвия и Эдита ели свои сандвичи, дядюшка Рой мрачно хандрил. С нервозным видом, будто не зная, куда девать руки, он наконец встал и, распахнув дверцу холодильника, заглянул во все пластиковые контейнеры с остатками вчерашнего ужина, достал открытую консервную банку и, подняв ее повыше, вопросительно посмотрел на Говарда.
– Хочешь персиков? Говард помотал головой.
– Еще завтрак не переварил.
– Еще кто-нибудь будет? – Сильвия и Эдита покачали головами. – Никто не против?
Никто не возражал. Дядюшка Рой налил в банку молока и выудил из ящика чистую вилку. Махнув Говарду, чтобы шел за ним, он направился в гостиную, где сел в свое кресло, прихлебывая сироп с молоком прямо из банки. Говарду было слышно, как Сильвия и тетя Эдита заговорили о чем-то, как только мужчины ушли.
– Скользкий подлюка, – сказал дядюшка Рой, впиваясь в насаженный на вилку персик. Говард ждал, что снова всплывет тема не возобновляемой аренды, но тема не всплыла, и он догадался, что дядюшка Рой намеренно ее избегает. Через несколько минут Сильвия уехала назад в Мендосино. Дядюшка Рой заверил ее, что ничего не случится, что он со всем разберется.
– Не волнуйся, – велел он, но прозвучало это неубедительно.
Потом прошла, вытирая глаза носовым платком, тетя Эдита и тут же поднялась наверх. Говарду было не по себе. Дядюшка сполз в кресле. Сидел, втянув голову в складки на шее и подбородке, словно превратился в пудинг. В лице его были не только грусть или горесть. Он напряженно о чем-то размышлял, строил планы. Он уже собрался заговорить, но помешал звук шагов на веранде, за которым последовал тяжелый стук в дверь.
Дядюшка Рой помотал головой, приказывая Говарду оставаться в кресле.
Мгновение спустя снаружи раздался женский голос, очень громкий, точно его обладательница говорила в мегафон. Поначалу Говард решил, что это вернулась Сильвия, которая, по всей видимости, на кого-то злится.
