Григорий Адамов - Изгнание владыки (Часть 4)
– Да… – задумчиво сказал Субботин. – Самое обидное в ваших словах то, что это правда.
Опять прозвучал гудок телевизефона, и на экране снова появился Тарновский, начальник охраны.
– Командир наряда только что по радио доложил мне, что задержанное судно является китобойцем и тралером «Скот Янсен» из Фольштадта. При осмотре ничего подозрительного не замечено. По объяснениям капитана, не найдя в этих широтах китов, он занялся тралением… Как прикажете поступить?
– Вызовите по радио ближайший патрульный геликоптер, поручите ему вывести этого «Скота» из наших вод и, по закону, оштрафовать.
– Есть, товарищ начальник…
* * *Кремлевские куранты пробили полночь, и репродукторы разнесли по всей стране торжественные звуки народного гимна. Великолепное летнее солнце сияло в светло-голубом чистом небе. Сонное море тихо дышало, легкий, едва ощутимый ветерок покрывал морщинками его спокойною поверхность. Короткое северное лето было в полном разгаре.
Огромный, сверкающий стеклом и металлом электроход «Майор Комаров», вздымая форштевнем высокие седые буруны, несся на север. Все палубы корабля были открыты, толпы празднично одетых пассажиров заполняли их. Люди бродили по палубам, сидели в легких креслах, беседуя или любуясь безбрежными морскими просторами.
Все это были гости, спешившие на открытие первой вступавшей в строй шахты гольфстримовской трассы.
На самой верхней палубе, под прозрачной крышей, разместились наши давние знакомые – Лавров, Ирина, Хинский, Иван Павлович и Дима. Изредка перебрасываясь короткими тихими фразами, они смотрели на широкую гладь моря, на крикливых чаек, неотступно сопровождавших корабль, на далекий дымчатый горизонт…
За два года Дима вытянулся и стал почти неузнаваем. Тонкое, покрытое загаром лицо, высокая стройная фигура, спокойные, немного задумчивые темные глаза. Лишь черные вьющиеся волосы, буйно вырывавшиеся из-под фуражки, напоминали прежнего Диму. На груди у мальчика висел на ремнях большой футляр с биноклем. Его мечта – стать полярным моряком – месяц назад начала осуществляться: он поступил в морское училище в Архангельске. Осенью, к началу учебного года, он переедет туда, поселится в общежитии училища или в семье Ивана Павловича.
Сейчас, проездом через Архангельск, Дима с сестрой и ее мужем (уже год, как Ирина и Лавров поженились) побывали в чудесном, полном света и воздуха здании училища. Особенно понравились Диме навигационный кабинет, небольшие удобные спальни и зал для работ с кабинками для каждого ученика.
Потом все обедали у Ивана Павловича. Диме очень понравилась и веселая, дружная семья Карцевых и уютная их квартира. У Ивана Павловича дочь Надя и сын Толя, одногодок с Димой. Зимой Иван Павлович привозил Толю в Москву к Денисовым, и ребята сразу подружились. Толя – художник и поступил в Архангельское художественное училище. Как Дима ни убеждал его, что лучше жизни моряка, да еще полярного, ничего на свете быть не может, что они будут вместе плавать, делать открытия, бороться с ураганами и льдами, – Толя все-таки сделал по-своему. Уж очень он хорошо рисует! В один присест набросал замечательный портрет Димы. И Дима простил другу эту «измену».
«Пожалуй, лучше жить у Ивана Павловича, – думал сейчас Дима, следя за акробатическим полетом чайки впереди корабля. – Будем всегда с Толей… и Надя славная девочка. Озорная только. Иван Павлович – совсем как родной… И Мария Ивановна, жена его, – добрая, милая… Нет, лучше у них…»
Дима встал с кресла, пристально всмотрелся в темное пятнышко на горизонте.
– А вот и мыс Флора открывается, – произнес он ломающимся голосом. – Правда, Иван Павлович?
– Правильно! – подтвердил Иван Павлович, – Мыс Флора и есть.
– Где, Дима? – спросила Ирина, подходя к брату. – Покажи.
– Вон, прямо по носу… Да нет же, Ира! Куда ты смотришь? Возьми на десять румбов к весту…
Все рассмеялись.
– Помилосердствуй, Дима! – произнес Хинский. – Скоро мы, сухопутные люди, понимать тебя перестанем. Что это значит – «на десять румбов к весту»?
Не поворачиваясь, Дима медленно поднял руку, погладил подбородок и вдумчиво ответил:
– Это значит: на десять делений картушки компаса к западу… А на картушке тридцать два деления, указывающие на все стороны света и промежутки между ними… Вон куда Ира смотрела – на десять румбов в сторону! Кто же так смотрит?
Он извлек огромный морской бинокль из футляра и с достоинством направился к носовой части палубы.
Иван Павлович тихонько подтолкнул локтем Хинского и наклонился к нему, движением бровей указывая на Диму.
– Каков жест? А? – тихо сказал на ухо Хинскому. – Обратили внимание? Совсем как у покойного Дмитрия Александровича…
Хинский молча кивнул головой.
– Оно и понятно, – продолжал Иван Павлович. – Привязался к нему мальчик тогда… На «Чапаеве» и потом, во время наших скитаний… Все в глаза ему смотрел, каждое слово ловил…
– А кто не любил его? – прошептал Хинский. – Он мне вместо отца был. И тогда, в последний момент, отбросил меня в сторону, перехватил пулю, предназначенную мне…
– Да… – вздохнул Иван Павлович. – Что за человек был! Уж я много видел смертей, сам не раз бывал на волосок от гибели, а когда узнал о катастрофе, мне показалось, что пуля негодяя Акимова поразила не только майора, но и меня заодно.
– Он вел меня вперед при жизни… Ведет и сейчас на торжество того дела, за которое отдал жизнь, – тихо произнес Хинский.
– Электроход «Майор Комаров»… – медленно произнес Иван Павлович. – Знатный электроход! Уж я-то в этом деле кое-что понимаю. Он пронесет это имя по всем морям и океанам мира.
– Кстати, – сказал Лавров, бросив взгляд на тяжело задумавшегося Хинского, – вы слышали, что шахте номер три правительство постановило присвоить имя Андрея Красницкого?
Ирина отошла от борта и села в свое кресло рядом с Лавровым.
– Свежеет что-то, – сказала она, зябко поеживаясь и прижимаясь к плечу Лаврова.
– Накинь пальто, Иринушка, – произнес Лавров, заботливо укутывая жену. – Арктика – пока еще Арктика, со всеми ее капризами.
– Это ледники Франца-Иосифа дают себя знать, – сказал Иван Павлович. – Да и в проливах там, наверное, держится еще лед. Лето хотя и на редкость прекрасное и год не ледовый, но «Красин» не зря, видно, ждет нас в бухте Тихой… Придется ему поработать, пока проведет он «Майора Комарова» Британским каналом до острова Рудольфа.
Ирина задумчиво смотрела в морскую даль, на выраставшее вдали пятно острова Нордбрук с его знаменитым мысом Флора, местом встречи Нансена с английской экспедицией Джексона. Лицо Ирины заметно похудело, взгляд выпуклых серых глаз стал тверже и решительнее, но нежный румянец на щеках и доброе выражение остались прежними.
