Эрик Флинт - Горец
— Прошло уже много лет, леди Кэтрин, — прозвучал ответ Зилвицкого. Его глубоко посаженные глаза сейчас выглядели практически черными. Возможно так казалось из-за падающей тени, поскольку кабинет был освещен относительно тускло. Шапка черных волос Зилвицкого — коротко остриженных, в военном стиле, но очень густых — конечно же внесла свой вклад в такое впечатление. Но Кэти ни на мгновение не сомневалась, что, несмотря на его слова, стоящий перед ней человек не переставая скорбел об утрате.
— Я удивлен, что вы так быстро нашли связь, — добавил он. — Зилвицкие распространенная фамилия на Грифоне. — Капитан сделал паузу; затем продолжил: — И я не ожидал, что кто-то с вашего конца политического спектра запомнит подобное.
Кэти потрясла головой. Это был жест не столько раздражения, сколько простого нетерпения.
— Помилуйте! Капитан, предупреждаю вас прямо сейчас, что ненавижу , когда на меня навешивают ярлыки.
— Так я и подумал, изучая ваше досье. Но все-таки удивлен. — Зилвицкий скупым жестом развел руки. — Примите мои извинения.
Она уставилась на него.
— Вы изучали мое досье? Зачем бы? — Ее скулы напряглись. — И позвольте заметить, капитан, что я ненавижу и когда за мной шпионят!
Зилвицкий глубоко вздохнул.
— У меня не было выбора, леди Кэтрин. Ситуация вынуждает меня действовать совершенно вне официальных рамок, а мне нужна ваша помощь.
— Моя помощь? В какой ситуации?
— Прежде чем объяснить, леди Кэтрин, должен признаться, что я не преувеличивал, сказав, что действую совершенно вне официальных рамок. На самом деле…
Он еще раз глубоко вздохнул.
— Когда все будет позади, как бы оно ни закончилось, меня ожидает трибунал. Не удивлюсь, если обвинения будут в себя включать не только нарушение субординации и пренебрежение долгом, но и измену.
Глаза его казались выточенными из черного дерева. Но голос наполняла ярость, а не сожаление.
— Посол Хендрикс и адмирал Юнг дали мне более чем недвусмысленные инструкции. А я предложил им засунуть эти инструкции так глубоко в задницу — простите за выражение — как только возможно. Со смазкой, или без, мне безразлично.
Кэти ненавидела звук своего смеха. Она слышала его в записи, и он звучал настолько похоже на лошадиное ржание, как она всегда и предполагала. Но противостоять порыву не смогла. Она не очень хорошо умела контролировать свои порывы, и рассмешить ее было легко.
— Восхитительно! — воскликнула она. И, захлебываясь: — Никакой смазки, капитан, не для этих двоих! На самом деле… — Всхлип. — Давайте посмотрим, нельзя ли сперва как следует зазубрить эти ваши инструкции. Пусть ублюдки истекут кровью.
Губы капитана Зилвицкого снова начали кривится. Но это переросло в подлинную улыбку и, впервые, юмор, наполнявший его голос, отразился в глазах.
Кэти пришла к выводу, что за своей неприступной внешностью он был довольно привлекательным человеком.
— И как же я могу посодействовать вам в столь великолепном проекте, капитан? Что бы там ни было.
Хелен
Хелен настолько погрузилась в работу, что совсем забыла о времени. Впервые побег перешел из разряда абстрактных возможностей в осязаемую реальность. Только когда из-под обломка, которым она рыла, посыпался песок — точнее пыль, до того скопившаяся в кармане между обвалившихся камней — она опомнилась.
Хелен немедленно обуяла паника. Она принялась торопливо выбираться из туннеля обратно в камеру. Выбравшись, она тут же ринулась — по-прежнему на четвереньках — к своим импровизированным “песочным часам”.
Пусто.
Теперь паника захлестнула её почти целиком. Хелен сделала таймер из старой ёмкости, найденной в углу камеры. По-видимому, это была банка из-под краски, хотя та была столь древней, что наверняка сказать было сложно. К счастью, сделана она была из какого-то пластика. Металл давно бы уже сожрала ржавчина.
Хелен пробила острым камнем её дно, и, как только похитители в очередной раз принесли ей еду, принялась экспериментировать, наполняя ёмкость сухой пылью, покрывавшей “пол” камеры. После третьего раза она осталась удовлетворена результатом: банка пустела задолго до того, как похитители появлялись с очередной порцией пищи. Но Хелен всегда предусмотрительно возвращалась из туннеля и начинала прятать следы, когда в ёмкости ещё оставалась пыль.
Пусто. Но как давно? Похитители вполне могли вот-вот войти в камеру.
На мгновение Хелен едва не прижалась ухом к двери в попытке услышать их. Но смысла в этом не было. Порыв был вызван чистой паникой, более ничем. Хелен заставила себя вспомнить, чему её учили.
Сперва дыхание. Мастер Тай всегда так говорил. Сперва дыхание.
Она сделала медленный, глубокий вдох, позволив воздуху наполнить ее сознание спокойствием, а легкие кислородом. Ещё раз. И ещё.
Взять себя в руки. Теперь, двигаясь быстро, но уверенно, Хелен принялась прятать следы своей работы. Сперва она прикрыла вход в тоннель панелью. Затем, как обычно, она придвинула к ней разнообразный мусор, обращая внимание на то, чтобы он был расположен также, как и раньше.
После этого она начала перемешивать свежевыбранную засыпку со старыми грязью и пылью, покрывавшими пол. Это было медленным делом, поскольку Хелен старалась быть аккуратной и по возможности не пачкаться. Похитители давали ей достаточно воды, чтобы умыть лицо и руки, но не более. Конечно, после нескольких дней, проведенных в камере — которая, по сути, была всего-то пещерой в руинах — она была грязнее, чем когда-либо в своей жизни. Но она не могла позволить, чтобы стало слишком заметно, что покрывающая её грязь гуще, чем можно было бы ожидать с учетом окружения.
В последнюю очередь она оделась. Прежде чем забираться в туннель, Хелен раздевалась до белья. Возможности постирать верхнюю одежду у нее не было. Если бы она не снимала её, принимаясь за рытьё, то одежда быстро стала бы совершенно грязной. Даже похитители Хелен, которые уделяли ей не больше внимания, чем лабораторной крысе, вскоре заметили бы это.
Закончила она как раз вовремя. За дверь раздались голоса. К тому моменту, как похитители принялись за процедуру отпирания двери, Хелен приняла положение, которого ни от нее требовали, принося пищу и воду. Сев на корточки в углу и смотря в стену. Покорная и послушная.
Она слышала, как открылась дверь и в камеру вошли похитители. Их было двое — женщина и мужчина, судя по звуку шагов.
Женщина что-то сказала на их языке. Хелен не понимала слов, но уловила эмоциональную окраску. Презрительная насмешка, сдобренная, на ее взгляд, изрядной похотью. Правда насчет последнего Хелен уверена не была. Она едва достигла того возраста, когда её тело начало меняться, а нравы Лиги в отношении вызывающего сексуального поведения были очень похожи на мантикорские. Но она полагала, что может распознать вожделение на слух.
