Джордж Мартин - Туз в трудном положении
В углу трещал забытый телевизор. Кронкайт и Рэзер анализировали стратегию Хартманна, приходя к выводу, что на этот раз он, похоже, промахнулся. Они напомнили Джеку двух кинокритиков, уничтожающих новый фильм. «А что, если драмы не будет? – подумал вдруг Джек. – Что, если при голосовании ничего такого не случится, словно это всего лишь мелкий процедурный вопрос? Как все удивятся, если кто-то вдруг возьмет и уничтожит всю драму? Что если кто-то – какое-то медийное божество – возьмет и отменит пробу сил, задуманную Лео Барнетом?»
Джек поймал себя на том, что взирает на собственный портфель.
Он открыл «дипломат», взял телефон и велел памяти крошечного компьютера соединить его с Хирамом Уорчестером.
– Уорчестер? – сказал он. – Это Джек Браун. Я по просьбе Дэнни Логана.
– Логан уже что-то подсчитал? Насколько я могу судить, у нас серьезная проблема.
Джек потянулся к тумбочке и докончил свою бутылку.
– Знаю, – отозвался он. – Вот почему при голосовании Девять-це я прошу тебя подать половину голосов за Барнета.
– Не советую тебе нас продавать, Браун.
– А я и не продаю.
– Это было бы в твоем иудином стиле, так ведь? Быстрый удар в спину, а потом новая работа в средствах массовой информации в качестве благодарности от Лео Барнета.
Джек стиснул кулак. Бутылка у него в руке взорвалась во вспышке золотого света.
– Так ты это сделаешь или нет? – осведомился Джек, глядя, как раздробленное стекло убегает из его руки, словно песок.
– Я хочу обсудить это с Грегом.
– Позвони ему, если хочешь, но он занят. Просто приготовься уменьшить число своих проголосовавших вдвое.
– Не откажешься объяснить мне, что происходит?
– Мы отменяем пробу сил. Если Барнет получит слишком большое преимущество, это ничего не докажет. Это будет означать только одно: мы не приняли вызов. В фильмах нельзя устроить перестрелку, если на улице всего один человек. Зрители просто уйдут из зала. – На том конце линии наступило долгое молчание, а потом Хирам сказал: – Дай мне поговорить с Логаном.
– Он на другом аппарате.
– Почему я должен тебе верить?
Яростный гнев толстяка ударил Джеку в барабанную перепонку.
– Мне некогда спорить. Делай или нет, мне наплевать. Просто приготовься потом отвечать за свое решение.
– Если Грег из-за тебя проиграет…
Джек хохотнул:
– Ты не смотрел Эй-би-си? Если их послушать, то наш кандидат уже признает свое поражение.
Джек прервал звонок и связался со своим помощником, Эмилем Родригесом. Он сообщил Родригесу, что сам в зале не появится, что командовать делегацией предстоит ему самому, но чтобы он вдвое уменьшил число голосов по Девять-це, но скалой стоял против вопроса о представительстве Калифорнии.
А потом он принялся обзванивать глав всех остальных делегаций в порядке убывания числа голосов. К моменту последнего звонка, когда он поговорил с человеком, контролировавшим два хартманновских голоса от Виргинских островов, заседание уже возобновилось.
Дэнни Логан, так и не пришедший в себя на кровати, захрапел. Джек включил телевизор и сел в уголке с логановской бутылкой виски. Атмосфера в зале заседаний была напряженной. Делегаты так и сновали вокруг глав своих делегаций. Оркестр играл… Боже правый!.. «Не плачь по мне, Аргентина!»
Под ложечкой у Джека свился противный узел страха.
Джим Райт, спикер палаты представителей, избранный накануне председателем съезда, призвал депутатов к порядку. Какой-то сенатор от Вайоминга встал и потребовал отмены правила Девять-це. Все войска были построены, дебатов не было.
Джек сделал длинный-предлинный глоток. Начался подсчет голосов. Следующие десять минут Питер Дженнингс, которому помогали его корреспонденты в зале, серьезно вещал о потрясающем поражении Грега Хартманна. Джек слышал, как по коридору топают люди, переходящие туда и обратно. Пару раз в дверь стучали, но оба раза он не отзывался.
А потом Дэвид Бринкли со своей обычной сардонической усмешкой начал вслух подумывать, что у дела какой-то странный запашок. Он с Коппелем и Дженнингсом несколько минут обсуждали происходящее, слушая, как нарастают странные цифры, а потом единодушно решили, что вся конфронтация была одной большой подставой, на которую купились Барнет, Гор и иже с ними.
В дверь снова забарабанили.
– Логан? – это был голос Девона. – Ты там?
Джек не откликнулся.
После того как выводы комментаторов стали известны в зале, там начался настоящий бедлам. Толпы делегатов носились туда и обратно, словно щепки, подхваченные разливом. Джек взялся за телефон и вызвал Эмиля Родригеса.
– Ставь вопрос о Калифорнии. Немедленно.
Противники Хартманна находились в полном смятении. Вся их стратегия развалилась.
Хартманн без труда выиграл вопрос о Калифорнийском представительстве. Сквозь дверь номера стали доноситься торжествующие вопли. Джек открыл дверь Логана, повесил на нее табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и вышел в коридор.
– Джек! – Эми Соренсон с развевающимися каштановыми волосами бежала к нему через одуревшую от радости толпу. – Ты был там? Это вы с Логаном придумали?
Джек поцеловал ее, совершенно не заботясь о том, видит ли их ее муж.
– Пиццы не осталось? – спросил он. – Я проголодался!
20.00
Группа людей у главного входа в «Мариотт» испуганно прянула в стороны от приземлившегося на тротуар Черепахи. Сползая вниз, Блез пробарабанил пятками по панцирю. Тахион ласково похлопал по панцирю, а потом спустился.
– Черепаха, спасибо тебе за чудесный вечер. При взгляде сверху этот город очень элегантен.
– Всегда пожалуйста, Тахи. – Панцирь поплыл прочь.
– Доктор Тахион!
Инопланетянин обернулся к обладателю этого певучего хорошо поставленного голоса с сильным южным выговором.
– Преподобный Барнет.
Они никогда не встречались, однако узнавание было мгновенным. Они стояли на ступеньках «Мариотта», пожирая друг друга глазами, пытаясь найти ключ друг к другу. Лео Барнет был молодым мужчиной среднего роста, со светлыми волосами, голубыми глазами и ямочкой на подбородке. Лицо было славным, и секунду Тахион не мог отождествить ненавистный образ из своих кошмаров с этим вежливым человеком. А потом он вспомнил безупречные лица своих родных и близких – поголовно бывших безжалостными убийцами – и мимолетное смятение миновало.
– Доктор, вам никто не говорил, что есть вещи, которых на улицах мы не делаем, потому что это тревожит детей и пугает лошадей?
Эти слова были полны шутливости, и приготовившийся к конфронтации Тахион расслабился:
– Преподобный, я нахожусь на Земле дольше, чем вы живете на свете, но, кажется, такого выражения не слышал.