Фредерик Пол - Война торговцев космосом
Можете побеседовать с вашим коллегой, но не более двадцати минут. Затем прошу вас освободить кабинет.
И она ушла, унеся с собой книгу.
Я остался один на один с Дэнни Диксмейстером.
— Жаль, — произнес Дэнни, глядя на светящийся экран дисплея с моими анализами и неодобрительно качая головой. — А ведь у тебя были неплохие шансы сделать дальнейшую карьеру, если бы ты не влип в эту идиотскую историю с Моки-Коком.
— Это несправедливо, Дэнни, — запротестовал я. — Откуда я знал, что…
Дэнни с изумлением смотрел на меня.
— Несправедливо, говоришь? — воскликнул он. — Хорошо, не каждый знает о рефлексе Кемпбелла, но ты мог бы поостеречься. Тем более, что у каждой опасной зоны установлены предупреждающие знаки.
— Ты называешь эти грязные щиты, исписанные бранью, предупреждающими знаками? Разве наше Агентство когда-нибудь так пренебрегало интересами потребителей, так бездарно и небрежно охраняло их здоровье и даже жизнь?
Диксмейстер поджал губы.
— Мы не имели права вмешиваться. Конкурент имеет лицензию на торговлю. Давай лучше поговорим о тебе. Надеюсь, ты теперь понимаешь, что не можешь рассчитывать на руководящую должность?
— Почему, Дэнни? Ведь нет никаких серьезных причин. Я столько лет вкалывал на Венере!
— Это невозможно, Тарб. Из соображений безопасности, — объяснил он. — Ведь теперь ты фанат Моки-Кока. Ради глотка этого напитка ты способен на все. Не пожалеешь собственной бабушки, не говоря уже об Агентстве. Мы не можем рисковать. Тебе никто не поручит ответственного задания, особенно в зонах повышенной опасности. Ты морально неустойчив, Тарб. Не выдержал даже ерундового испытания, — это он произнес уже с откровенным злорадством.
— Но я честно заслужил повышения. Мой послужной список…
Дэнни раздраженно дернул головой.
— Разумеется мы что-нибудь придумаем, что-нибудь подыщем для тебя. Только ничего творческого, это исключается. Ты работал с компьютером? Нет? Очень жаль, можно было бы устроить тебя в Отдел личного состава.
Я какое-то время молча смотрел на него.
— Дэнни, — наконец сказал я. — Должно быть, я не всегда был добр к тебе, когда ты был моим помощником.
Он ничего не ответил, а лишь посмотрел на меня долгим загадочным взглядом.
Я вышел и на лифте поднялся на пятый этаж в Отдел личного состава, чтобы занять очередь на прием. Я ждал своей очереди вместе с какими-то юнцами, только что закончившими колледж, и пожилыми мужчинами, давно привыкшими к таким очередям. Оставленный наедине со своими горькими раздумьями, я вдруг наконец понял, что было в долгом прощальном взгляде Дэнни Диксмейстера, показавшемся мне таким загадочным. Нет, в его взгляде не было ни злорадства, ни торжества. В нем была обыкновенная человеческая жалость.
О чем доктор Москристи не предупредила меня — это о побочном эффекте синдрома Кемпбелла — депрессии. Поэтому я не сразу понял, что со мной происходит.
Так вот что такое депрессия, вот почему все вокруг так плохо. Депрессия — это не проблема, которую ты можешь решить, депрессия — это состояние.
А впасть в нее было отчего. Мне нашли работу, это верно. Работу посыльного: кому-то отвезти на дом купленную картину, кому-то, скорее всего нашим звездам рекламы, доставить цветы, для кого-то, выскочив на мостовую, поймать педикеб, или сбегать по просьбе секретарш за соевыми бутербродами и Кофиестом в обеденный перерыв. Да разве упомнишь все поручения за день. По моим подсчетам их было миллион! Мои нынешние обязанности были куда труднее и унизительней, чем те, что выпадали на долю моих стажеров или мальчиков на побегушках в мою бытность автором рекламы. И получал я теперь сущие гроши. Разумеется, от квартиры пришлось отказаться. Но я об этом не жалел. Кому нужны такие излишества? Разве тем, кто собирается приглашать в гости шикарных подружек, вроде Митци. Но Митци, вращавшаяся в самых высоких кругах, была недосягаема. Остальные из знакомых девиц или вышли замуж, или совсем исчезли с моего горизонта. Что касается молодой поросли, то для них едва ли мог представлять интерес унылый тип, постоянно находящийся в состоянии глубокой заморозки.
Кстати, это отнюдь не преувеличение. После лет, проведенных на жаркой Венере, я оказался совсем беззащитным перед зимними холодами на родной Земле. Холодами с большой буквы. Я коченел от стужи на улице и от застывшего холода педикеба, обдаваемый туманом стынущего на морозе дыхания взмокшего рикши, который то и дело оскальзывался на обледеневшей мостовой. Порой я готов был поменяться с ним местами, чтобы хоть чуточку согреться бегом, а не сидеть, примерзнув к холодному, как лед, сиденью и стучать зубами при каждом порыве пронизывающего до костей нью-йоркского ветра. Я сказал — «готов был». Это я так. Быть посыльным все же лучше, чем рикшей.
Особенно зимой. Долгое пребывание на Венере, должно быть, разжижило мою кровь. Я теперь старался никуда не выходить без надобности. Днем хватало работы в помещении Агентства, а по вечерам я сидел дома, уткнувшись в видеоэкран, или перекидывался редкими словами с моими сотоварищами по комнате, если кто-то из них оказывался дома. Но чаще я сидел в одиночестве. Поэтому для меня был большой неожиданностью звонок в дверь и тот факт, что ко мне пожаловал гость. Им оказалась Митци.
Если ей захотелось пожалеть меня, она избрала не лучший способ это сделать. Окинув взглядом комнату, Митци брезгливо сморщила носик. Видимо, ей не понравился запах гнили и плесени в нашей конуре. Я заметил, что в последнее время грозные вертикальные морщинки все чаще перерезали ее переносицу.
— Тенн, — решительно произнесла она, — ты должен взять себя в руки. Посмотри, в какой дыре ты очутился. Ты погубил свою жизнь.
Я невольно посмотрел вокруг, словно хотел убедиться в правоте ее слов. Конечно, отказавшись от дорогой квартиры, я вынужден был подыскать себе жилье по карману. Это было нелегко. Я согласен, что мои сожители по комнате — бедняки и неудачники. Чарльз Бергхолм — уличный торговец, Нельсон Рокуэлл, человек без определенных занятий, да к тому же тоже жертва недобросовестной рекламы. Он, бедняга, в поисках счастья начал коллекционировать сувенирные бюсты императоров, королей и президентов, предлагаемые в рассрочку фирмой жевательной резинки «Сан — Джасинто». И тем не менее…
— Здесь не так уж плохо, — с вызовом возразил я.
— Здесь грязно, как на помойке. Почему ты не выбросишь эти батареи бутылок из-под Моки-Кока? Тенн, я понимаю, это ужасно трудно, но тебе необходимо пройти курс лечения. Я знаю, многие лечатся…
Я рассмеялся. Мне было жаль ее. Разве она способна понять состояние человека, которого «зацепило».
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
