Айзек Азимов - Второе Установление
– Вы что, пытаетесь придать себе храбрости болтовней, или же вы пытаетесь произвести
впечатление на меня? Ибо меня нимало не впечатляют Второе Установление, План Селдона, Вторая
Империя, все это не затрагивает во мне струнок сострадания, симпатии, ответственности и прочих
источников эмоционального понимания, до которых вы стараетесь достучаться. О мой бедный
глупец, говорите о Втором Установлении в прошедшем времени, ибо оно уничтожено.
Когда Мул встал с кресла и приблизился, Чаннис ощутил, как возросла интенсивность
эмоционального потенциала, давившая на его сознание. Он яростно отбивался, но что-то безжалостно
вползало в него, сгибая и ломая его волю. Он почувствовал за собой стену. Мул уперся в него
взглядом, подбоченившись, со злобной улыбкой на губах под нависшей горой носа.
– Ваша игра кончена, Чаннис. Для вас всех – людей из того мира, который некогда был Вторым
Установлением. Был! Был! Чего вы тут ждали, сидя и болтая все это время с Притчером, когда вы
могли поразить его и отобрать бластер без малейшего применения физической силы? Вы ведь ждали
меня, не так ли? Ждали, чтобы приветствовать меня в ситуации, не пробуждающей во мне излишних
подозрений. К несчастью для вас, я не нуждался в пробуждении. Я знал вас. Я хорошо знал вас,
Чаннис из Второго Установления. Но чего вы ждете теперь? Вы все еще отчаянно бросаетесь в меня
словами, точно один только звук вашего голоса способен приморозить меня к креслу. И пока вы тут
говорите, ваше сознание чего-то ждет… ждет… и все еще ждет. Но никто не приходит. Никто из тех,
кого вы поджидаете – ваших союзников. Вы здесь в одиночестве, Чаннис, и останетесь в одиночестве.
И знаете, почему? Потому что ваше Второе Установление ошиблось во мне – вплоть до последних
мелочей. Я давно разгадал их план. Они полагали, что я последую за вами сюда и стану отличной
дичью для их кухни. Вы действительно должны были послужить приманкой – приманкой для бедного,
глупого, слабого мутанта, который столь рьяно рвется к Империи, что готов угодить в очевидную
ловушку. Но сделался ли я их пленником? А любопытно, успело ли до них дойти, что я едва ли явился
бы сюда без моего флота, против артиллерии любого из боевых кораблей которого они беззащитны -
абсолютно и жалко беззащитны? Дошло ли до них, что я не стану медлить, вступая в дискуссии или
выжидая, пока события примут тот или иной оборот? Мои звездолеты были брошены против Ределла
двенадцать часов назад, и они более чем успешно выполнили свою миссию. Ределл лежит в руинах,
его населенные центры сметены. Сопротивления не было. Второго Установления больше нет, Чаннис,
и я, странный, хилый уродец – я правитель Галактики.
Чаннис был в силах только слабо мотнуть головой.
– Нет… Нет…
– Да… Да… – передразнил Мул. – А если вы – последний оставшийся в живых, а вы вполне
можете им быть, то это тоже ненадолго.
Последовала короткая, тягостная пауза, и Чаннис почти взвыл от внезапной боли
раздирающего проникновения в самые сокровенные глубины его сознания.
Мул отступил на шаг и пробормотал:
– Недостаточно. Заключительную проверку вы не прошли. Ваше отчаяние притворно. Ваш
страх – это не всеподавляющее безбрежное отчаяние, сопутствующее гибели идеала, а лишь
слабенький, въедливый страх собственной смерти.
И слабая ручка Мула схватила Чанниса за горло. Хватка ее была еле ощутима, но Чаннис
почему-то был не в силах ее стряхнуть.
– Вы – моя гарантия, Чаннис. Вы – мой указатель и предохранитель от всех недооценок,
которые я мог допустить.
Глаза Мула буравили его. Настаивающие… Требовательные…
– Рассчитал ли я правильно, Чаннис? Перехитрил ли я ваших людей из Второго Установления?
Ределл разрушен, Чаннис, страшно разрушен, откуда же ваше притворное отчаяние? Что происходит
на самом деле? Я должен знать всю правду, всю истину! Говорите, Чаннис, говорите. Или я проник
недостаточно глубоко? Опасность все еще существует? Говорите, Чаннис. Где именно я ошибся?
Чаннис ощутил, как слова буквально выдираются у него изо рта. Они исходили не по доброй
воле. Он стиснул зубы. Он кусал язык. Он сдавил мускулы шеи.
Но вытягиваемые силой слова исторгались наружу – заставляя его задыхаться, разрывая по
пути горло, язык, зубы…
– Истина, – пискнул он, – истина…
– Да, в чем истина? Что еще остается сделать?
– Селдон основал Второе Установление здесь. Здесь, как я сказал. Я не солгал. Психологи
прибыли сюда и захватили контроль над туземным населением.
– На Ределле? – Мул погрузился в глубины колодца, на дне которого таились сокровенные
эмоции Чанниса и безжалостно взбаламутил его содержимое. – Ределл я уже уничтожил. Вы знаете,
чего я хочу. Дайте мне это.
– Не Ределл. Я же сказал, что Вторые Установители могут и не иметь вида людей,
находящихся у власти; Ределл – это фасад… – почти неразличимые на слух слова исходили из недр
Чаннисова существа, пренебрегая попытками его жалкой воли остановить этот поток. – Россем…
Россем… Этот мир – Россем…
Мул ослабил свою хватку, и Чаннис рухнул, корчась от невыносимой боли.
– Вы пытаетесь провести меня? – мягко спросил Мул.
– Вас уже провели, – прозвучал последний, умирающий отголосок сопротивления Чанниса.
– В отношении вас и вам подобных – ненадолго. Я на связи с моим флотом. И после Ределла
может наступить очередь Россема. Но сперва…
Чаннис ощутил, как на него надвигается неумолимая тьма. Машинально поднеся руку к
измученным глазам, он не смог заслониться от нее. Это была тьма, которая удушала, и, чувствуя, как
его растерзанное, израненное сознание катится назад, назад, в вечную черноту, он в последний раз
успел увидеть облик торжествующего Мула – хохочущую длинную щепку… – трясущийся от смеха
мясистый носище…
Голос, удаляясь, затих. Тьма любвеобильно окутала его.
Что-то раскололо мрак, подобно отблеску змеящейся вспышки молнии, тьма исчезла, и
Чаннис медленно вернулся на землю. Зрение его восстанавливалось болезненно, в заполненных
слезами глазах появлялись и исчезали расплывчатые образы.
Голова ныла невыносимо, и, когда он смог поднести к ней руку, его остро ужалила боль.
Видимо, он был жив. Медленно, подобно затухающему вихрю подброшенных в воздух
перьев, его мысли выровнялись и потекли размеренно и спокойно. Он точно впитывал покой извне. С
огромным трудом он повернул шею – и наступившее облегчение сменилось новой болью.
Дверь была открыта, и на пороге стоял Первый Спикер. Чаннис попытался заговорить,
