Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга
После этого случая он аккуратно следовал указаниям посадочных сигнальщиков, повинуясь им, словно робот; все его эмоции словно подавлял некий самогипноз. И когда как-то раз пришлось садиться ночью — что здорово действовало пилотам на нервы, поскольку они не видели перед собой ничего, кроме светящихся жезлов, которыми сигнальщики орудовали по ночам вместо флагов — Дэвид совершил идеальную посадку с первого же захода.
О своем намерении не искать славы летчика-истребителя Дэвид помалкивал, пока не убедился, что добился репутации хорошего пилота. И тут же подал заявку на переподготовку — на многомоторный самолет. Добиться перевода оказалось нелегко, поскольку так высоко ценивший способности Дэвида инструктор стал теперь командиром его эскадрильи, и следовало ознакомить его с рапортом. И, подав прошение, Дэвид угодил на прием к своему боссу.
— Дэйв, что это такое?
— Там все написано, сэр. Хочется полетать на штуковине покрупнее.
— Ты свихнулся? Ты же истребитель. Три месяца в разведывательной эскадрилье — и через четверть года я смогу дать тебе прекрасную рекомендацию и направить на переподготовку — но как истребителя.
Дэйв молчал.
Командир эскадрильи настаивал:
— Или тебя расстраивает дурацкий «орден пеленки»? Так его же удостоилась половина эскадрильи! Наплюй, у меня тоже такой есть. Он не унизил тебя в глазах товарищей. Это просто чтобы ты не забывал считать себя человеком, когда решил, что удостоился нимба.
Дэвид по-прежнему молчал.
— Черт побери, чего ты стоишь? Возьми бумажку и порви! И подай новую — на переподготовку. Отправляйся сейчас, я отпущу тебя, не дожидаясь трех месяцев.
Дэвид безмолвствовал. Босс поглядел на него, побагровел и коротко промолвил:
— Наверное, я не прав. Вероятно, из ягненка, мистер Лэм[16], не сделаешь истребителя. Все. Вы свободны.
На огромных, многомоторных летающих лодках Дэвид наконец почувствовал себя как дома. Они были чересчур велики, чтобы взлетать в море с авианосца, но служба на них считалась морской — однако на деле Дэвид почти каждую ночь проводил дома: в собственной постели рядом с собственной женой. Лишь изредка ему приходилось ночевать на базе во время дежурства, еще реже большие лодки взлетали в небо по ночам. Они летали не слишком часто и днем, в отличную погоду: аэропланы эти были слишком дорогостоящими, каждый полет обходился недешево, а страну как раз захлестнула волна экономии. Лодки летали с полными экипажами; в двухмоторной числилось четверо или пятеро, а четырехмоторной — еще больше; зачастую на борт брали и пассажиров, чтобы люди смогли набирать полетное время, необходимое для повышения. Все это Дэйва устраивало — не нужно было управлять машиной, делая при этом еще шестнадцать разных дел, можно было забыть об офицерах-сигнальщиках… о капризных двигателях, наконец, о горючем. Конечно же, будь его воля, он каждую посадку выполнял бы самостоятельно, но когда первый пилот отстранил его от этой обязанности, Дэвид заставил себя сдерживать беспокойство, а со временем даже избавился от него, поскольку тот, как и все пилоты большой лодки, вел себя осторожно, явно рассчитывая прожить долго.
(Опущено.).
…лет у Дэвида все было хорошо, и его дважды повышали в звании.
А потом началась война. В том столетии войны не прекращались — но чаще в краях далеких. А эта коснулась почти каждого народа Земли. Дэвид как-то смутно представлял себе подобное. С его точки зрения, флот для того и был предназначен, чтобы одним только внешним видом лишать каждого желания воевать. Но его мнение никого не интересовало… Поздно было суетиться, уходить в отставку, бежать было некуда, и он не стал волноваться из-за того, чего не мог переменить — и это было неплохо, поскольку война была долгой, жестокой и погубила миллионы людей.
— Дедушка Лазарус, а чем вы занимались во время войны?
— Я-то? Продавал облигации займа, выступал с четырехминутными речами, служил сразу в призывной и продовольственной комиссиях, приложил руки не к одному важному делу… пока президент не вызвал меня в Вашингтон, а о чем говорил, велел помалкивать, да ты и не поверишь, если расскажу тебе. Но все это сейчас ни при чем, я же говорю о Дэвиде.
О, это был подлинный герой. Отвага его была всем известна, ему пожаловали украшение, о котором речь сейчас и пойдет.
Дэйв поставил своей целью — или, может быть, лишь надеялся, — уйти в отставку в чине лейтенанта, поскольку на летающих лодках командиров более старших было совсем немного. Но война сделала его лейтенантом и наконец капитаном — с четырьмя золотыми полосками — без специальной комиссии, экзаменов, ни дня не прокомандовав кораблем. Война быстро расходовала офицеров, и оставшиеся в живых немедленно получали повышение — если ничем себя не пятнали.
Дэйв был чист как ангел. Часть войны он провел, совершая полеты над прибрежными водами, — в боевых вылетах, по определению тех лет, однако едва ли подвергаясь большей опасности, чем во время тренировочных полетов в мирное время. Совершал поездки, вербуя в летчики торговцев и клерков. Однажды он был послан в зону боевых действий и заработал свою медаль именно там. Я не знаю подробностей, однако героизм зачастую заключается в том, чтобы не теряя головы выполнить свое дело, вместо того чтобы бежать и получить пулю в спину. Такие люди одерживают куда больше побед, чем отчаянные герои, ибо тот, кто ищет славы, порой в награду за храбрость получает и смерть.
Но, чтобы стать официальным героем, требуется удача. Мало выполнить под огнем служебные обязанности, необходимо, чтобы свидетелем подвига было начальство — и по возможности высокопоставленное. Удача улыбнулась Дэйву, и он заработал медаль.
Конец войны он встретил в столице своей страны, в аэронавтическом бюро флота, занимаясь разработкой патрульных аэропланов. Тут, наверное, от него было даже больше толку, чем в бою: едва ли кто-нибудь лучше него знал эти многомоторные самолеты, и должность позволяла ему исправлять абсолютную чушь и вводить известные улучшения. В общем, войну он закончил, перебирая бумаги у себя на письменном столе и ночуя в своей постели.
Тут война и закончилась.
Оглядевшись, Дэйв обнаружил две перспективы. Во флоте числились сотни капитанов, которые три года назад были лейтенантами — подобно ему самому. Мир наступил на вечные времена — так всегда утверждают политики, и дальнейшее повышение ожидало немногих. А именно — не его, поскольку он не принадлежал к числу старших по возрасту, не одолел традиционной служебной лестницы, не имел необходимых служебных и личных связей.
Но за плечами было почти двадцать лет службы, и вскоре он получил право уйти в отставку с сохранением половины оклада. Или можно было продолжать службу — и выйти в отставку, так и не став адмиралом.
Торопиться не следовало: до полной двадцатилетней выслуги оставалось еще год или два.
Но он ушел в отставку немедленно — по инвалидности. Диагноз включал слово «психоз» — этакий намек, что он свихнулся на своей работе.
Айра, я не знаю, как это понять. Из всех, кого я знаю, Дэйв производил впечатление самого нормального человека. Но я там не был, когда он уходил в отставку, а «психическое состояние» значилось вторым в числе причин, по которым тогда оставляли флот офицеры. Как сказать? Можно свихнуться и быть морским офицером… писателем, школьным учителем, проповедником — назови еще дюжину достопочтенных занятий — и никто этого не замечает. И пока Дэйв ходил на службу, подписывал подготовленные клерком бумажки и не лез с разговорами к начальству, этого никто и не замечал. Помню одного морехода — у него была превосходная коллекция дамских подвязок: он частенько запирался в своем должностном кабинете и разглядывал их… другой точно так же перебирал коллекцию бумажных наклеек, использовавшихся на почте. Кто из них свихнулся: первый, второй? Или оба? Или никто?
Впрочем, отставка Дэйва свидетельствует о том, что он прекрасно знал законы своего времени. Уйдя в отставку после двадцати лет, он получал бы половину оклада, минус налоги, на которые уходила ощутимая сумма. Инвалидность же обеспечивала ему три четверти заработка, к тому же пенсия не облагалась налогом.
Не знаю, просто не знаю. Но вся эта история прекрасным образом характеризует талант Дэйва, всегда добивавшегося максимального результата минимальными усилиями. Хорошо, будем считать, что он свихнулся, но на какой-то особый манер.
Отставка его была вызвана не одной причиной. Он правильно рассудил, что не имеет шансов стать адмиралом — однако, уходя в отставку, можно было получить звание почетного адмирала — так первым из своих одноклассников Дэйв сделался адмиралом, хотя никогда не командовал не то что флотом, а даже кораблем. Более того, он стал одним из самых молодых адмиралов в истории, по возрасту. Я думаю, что деревенский мальчишка, который ненавидел пахать поле на муле, был доволен.
