Венедикт Ли - Гроза над Миром
— Я не вдавалась в ненужные детали… Но намекнула. Великая жертва — есть Великая жертва и ничего тут не поделаешь.
— Кто такой Кир?
Глаза Наоми заледенели.
— Никто.
— Зачем ты это затеяла? Она тебя ненавидела. И ты ее попросту убила. Подумать, так все ясно: ее больше нет. Той меня больше нет.
Наоми хотела что-то сказать, но передумала. Махнула досадливо рукой: иди мол, не надоедай.
Доктор Гаяр проводил ее обратно.
— Вам придется пробыть в восстановительном центре, еще две недели. Вы замечательно быстро идете на поправку — эффективность метода потрясающая. А пока, с вашего разрешения, я вас оставлю.
Он откланялся, и Пини подумала, что его учтивость должна казаться старомодной. «Всем, кроме меня, я ведь сама — реликт». Принесли обед, Пини уныло ковыряла жаркое, косясь на вид за окном. Он уже не казался ей страшным, лишь чуждым. «Это все — не мое».
Как жить, чем заняться? Наоми не оставит ее своей заботой, станет пестовать, как дитя, лепить из нее ту Пини, какую всегда хотела видеть рядом с собой. «Вчера я говорила о ней с отцом. Вчера — тридцать два года тому назад. КОГДА ЖЕ Я ПРОСНУСЬ, МАРИЯ ДЕВА!» Окна в ее комнате не открывались, но воздух был свежим — тихо шумя, работало какое-то устройство. «Раньше я знала, как оно называется».
Пини вышла в коридор. В дальнем конце дежурный пост — больную спросят, чего ей приспичило и проводят обратно. Ближний конец коридора заканчивается тупиком с окном, видом на тот же циклопический городской пейзаж. Пини подошла, оперлась о подоконник. Толстое стекло холодило лоб. Оно небьющееся, факт. Вот этот рычаг справа должен его открыть… Заело, черт… Знать, и в светлом будущем Хозяйки полно разных мелких неполадок. Нажала сильнее, алюминиевая рама стала медленно поворачиваться. Пини вдохнула воздух — теплый и слегка терпкий. Живой, пахнет морем… Сейчас она проснется. И стала взбираться на подоконник.
Ее схватили грубо и больно. Она отбивалась, не видя, не глядя. Звенел сигнал тревоги, к ней бежали еще люди. Потом ее тащили куда-то, и вдруг она увидела Наоми. Увидела ее страх, теперь явный, открытый, как то окно, в которое она хотела выброситься. И закричала отчаянно, отталкивая от себя чьи-то руки:
— Верни все! ВЕРНИ МОЮ ЖИЗНЬ!
…Марлевая маска на лице не давала видеть окружающее. Снять ее она не могла: руки и ноги пристегнуты ремнями к столу, на который ее уложили. Слышен шум насоса, подкачивающего наркотическую смесь. Пини радовалась, что скоро умрет. Эксперимент доктора Гаяра не удался. В ушах шумело, и странным эхом отдавались два голоса.
— Вот, что вас ждет, Рон. Итог еще ужасней, чем в первый раз.
— Плохая подготовка пациента. Я имею в виду психологическую. Физическое состояние — прекрасное. Очень обнадеживает.
— Она неизбежно повторит попытку. Я вижу.
— Курс лечения транквилизаторами…
— И — готовое растение. Нет.
— Вы очень рискуете. Ею.
— Возможно. Может быть. Остаточная память — корень ее страданий.
— И вы его вырвете?
— В Школе меня готовили на ментального инженера. А такой практики, как здесь… По этой части я теперь Бренду за пояс заткнула бы. Но… Рон… Я считала Великую жертву абстракцией…. пока не увидала воочию. Проект провалился. Моя боль, страсть, самая безумная мечта. Ваше дело, на которое вы убили четверть века. Мы попыталась ухватить прошлое за хвост, но оказалось, что в него возвращаются только мыслью.
Сознание Пини затуманилось. «Я скоро усну, потом проснусь. Я не проснусь никогда». Издалека послышались слова Гаяра:
— Не разделяю вашего трагизма. А для… нашей подопечной придется тщательно спланировать новую жизнь…
И ответ Наоми:
— Жизнь ей устрою веселую. Поймите: отец, а еще пуще, матушка, слишком долго подавляли ее волю… А у нее уникальные задатки, что не удивительно, при кровном родстве родителей. Она всегда видела, когда я лукавлю. Теперь она станет сильной, не рохлей, какой была.
И ее последние (совсем близко), тихие слова:
— Все хорошо, родненькая. Прощай… и прости. Сейчас. Пока слышишь и понимаешь. Скоро мне не у кого будет просить прощенья.
С четвертой попытки Полине удалось встать на колени. Сердце быстро колотилось, меж грудями ползли по телу струйки холодного пота. Опустив голову, Полина глубоко дышала, пока сердцебиение не прошло, а сознание окончательно не прояснилось. Обо уже поднялась высоко, и в ее теплом свете портрет на стальной пластине показался Полине живым. Осторожно коснулась пальцами гладкого металла.
— Мама?..
— «Возьми свою жизнь, доча. И не повторяй моей злосчастной судьбы».
Обратной дорогой она кралась осторожно, крепко сжав в ладони свой пугач. Да, ее ждут. Автомобиль с погашенными фарами, темная фигура рядом. И человек этот один! Одет почти так же, как Полина, а в левый карман куртки воткнут бледно светящийся листок солнечника. Полина съежилась у калитки, раздумывая, как быть.
— Мишень яркая, только целься лучше, — негромко сказала Нина.
Полина выпрямилась, спрятала оружие в пояс на причитающееся место, и медленно двинулась вперед. Подошла к Нине, и несколько минут они молча смотрели друг на друга. Потом крепко обнялись.
— Садись в машину, — сказала Нина, — Твой «Павер», кстати. Я пришла на стоянку, пожелала, чтоб сменили номер. Его сменили. А могла бы взять любое авто, но решила твое.
— Урок мастерства… — пробормотала Полина.
— Ты редко пользуешься силой, потому часто забываешь о ней.
— Против толпы никакая сила…
— Глупенькая! Тебе казалось, что все на тебя смотрят. Все специально сделано так, чтоб ты запаниковала, иначе нам тебя никогда не найти.
— Меня узнал первый же встречный…
— Ты подумала, что узнает, и внушила ему, чтобы он узнал. Обычная рефлексия. Радость моя…
Нина надолго замолчала.
— Что у тебя с глазами? — спросила Полина.
— Не… знаю. Аллергия, наверно. От… солнечника.
— У тебя платок есть?
Нина пошарила в карманах.
— Потеряла.
Своим платком Полина промокнула Нине глаза, вытерла нос.
— Сморкнись. Гундосишь.
— Я и шепелявлю, помимо прочего, — вздернув губу, Нина показала, что одного верхнего зуба у нее нет, — После того, как ты меня стукнула, он шатался и так болел, что пришлось дернуть.
Полина в раскаянии уронила голову на ее плечо.
— Мария Дева! Что ж я наделала, идиотка…
Нина отмахнулась:
— Пустое. Вырастет.
— Мне тяжко… Я сегодня уложила кучу народа.
Нина поинтересовалась, шмыгнув носом:
— А как тебе удалось выпустить две обоймы, а из ранений — ни одного смертельного? Серьезные, да. А чтоб сдохнуть — нет. Научи секрету, родненькая… Или ты все же пользуешься силой? Ты всегда ею пользовалась. И в прежней жизни и в новой. Помнишь, ты всегда могла меня просчитать?
