Захар Петров - Чистилище
Когда Вера узнала о смерти Вячеслава и Джессики, ей просто не хотелось жить. Но потом медленно пришло осознание того, что самым важным в Вериной жизни были не войны и победы, а именно то, чем она занималась последнее время – помогать Вячеславу в его труде над «Началами». Вячеслава нет, но это не значит, что надобность в его деле прошла. И Вера там на Поверхности у братской могилы с пятью крестами поклялась, что продолжит его труд. Но уже когда они стали собираться уходить из Резервации, ей стало доходить, насколько не подъёмна её клятва. То, что когда-то вынесли из Улья девять здоровых мужчин: печатные станки, шрифты, типографские расходные материалы, не могли унести пятеро, из которых взрослым мужиком был только Паха, тем более, что нести им нужно было и свои пожитки, без которых шансы выжить уменьшались до минимума. Просить о помощи в выносе имущества Вера не хотела, потому что указывать маврам путь к их новому жилищу было опасно. А возвращаться за оставленным – опасно, быть может уже сейчас мавры дерутся между собой или жалеют, что их выпустили живыми. Поэтому о выносе из Резервации их минитипографии не могло быть и речи. Кроме того, у них заканчивалась бумага, и приобрести её уже было негде. Но в пути, под беззаботный шёпот Светы и Хынга, под настроение от предвкушения скорой встречи с домом, этим грустным мыслям не удавалось залить Верино сердце очередным приступом отчаяния. А теперь родные стены наполнили её нутро такой силой, какой в ней не было никогда. И пусть её умирающее тело становилось всё слабее, зато её мозг начал работать с утроенной силой.
В Мегабанке должен был остаться большой запас старых банковских бланков. Она уже примерно представляла, как эту макулатуру переработать и получить из неё новую чистую бумагу. Это даже хорошо, что закончилась мануфактурная бумага. Теперь она будет думать и экспериментировать, пока не получит намного более подходящую целлюлозу для их дела – более прочную и тонкую, чтобы книги хранились дольше и при этом содержали больше листов.
Да и отсутствие типографии – это тоже на самом деле только к лучшему. При всём уважении к Вячеславу, она со своей стороны видела, как можно содержание книги улучшить. А разве есть лучше способ осмыслить, найти недостатки и способы улучшения текста, чем делать это в ходе переписывания вручную. Это будет тяжёлый труд, но работать ведь она будет не одна!
Вера стояла и улыбалась своим оптимистичным мыслям. Почему-то она спросила:
- Света, а ты слышала диггерскую песню про Деву-Воина?
- Конечно, тётя Вера. Это моя любимая – я её наизусть знаю.
- А что там поётся в последних куплетах?
Света, не переставая резвиться с Хынгом, очень фальшиво затянула:
Но Дева-воин не разит людей мечом,
И мощный арбалет в руке её не сжат.
Ужасный Хаос поразит она любви лучом,
На много лет вперёд направлен её взгляд.
Когда…
Света на секунду остановилась, задумчиво почесала затылок, а потом без особого огорчения сообщила:
- Ой, тётя Вера, я забыла. Там был ещё один куплет, но я его не помню…
Не обращая внимания на то, как нахмурилась Вера, Света стала помогать Хынгу, который теперь толкал стол к стеллажу, для того чтобы исследовать содержимое полок реквизированной ими Вериной квартиры.
«Конечно, она забыла… Ещё диггером себя называет…» - с огорчением думала Вера, выходя из квартирки в холл. Второй поток её сознания безуспешно пытался уловить намёки на последний куплет песни в словах пропетого ей Светой куплета предпоследнего.
- Здравствуй, Вера.
В холле прямо на столе совершенно непринуждённо сидел он. Только теперь капюшон его длинного плаща был откинут. На неё, чуть улыбаясь, смотрел совсем немолодой мужчина с седыми волосами.
- Идущий-по-Муосу?
- С возвращением домой, Вера. И теперь я готов ответить на все твои вопросы.
Почему ей так знаком этот взгляд, взгляд исстрадавшегося человека, вмещавший в себя добро, мудрость и мужество всего Муоса?
- Да я уже нашла ответы сама. Скажи только: долго ли мне осталось? Просто хотелось бы успеть…
- А я думал, ты спросишь, чем заканчивается баллада о Деве-Воине.
- Ты знаешь последний куплет?
Мужчина встал и пошёл к выходу. Он не запел, а стал декламировать последние слова красивым голосом в такт своим шагам:
Когда ослабнет Дева-Воин от невзгод мирских,
И в поселения Свои её Господь возьмёт,
Не отвернёт Всевышний взор от дел людских:
Добро, посаженное Девой, чрез века взойдёт.
Теперь Вера узнала его. Не смотря на примитивную технику рисования, партизанские художники на сводах своих потолков умели передавать главное. Именно на потолке одной из партизанских станций она видела портрет этого человека. Там он был моложе, но это был несомненно он.
Услышав, что Вера с кем-то разговаривает, четверо её друзей вышли в холл. Когда входная дверь Мегабанка закрылась за незнакомцем, Паха озвучил вопрос, который читался на удивлённых лицах всех четверых:
- Хто гэта быў?
Вера, улыбаясь тому, что услышала в последних словах песни, уверенно ответила:
- Это - Присланный.
XV. ВМЕСТО ЭПИЛОГА
- Ынс, ты быть плохой охотник. Отец мой говорить: плохой охотник – плохой муж. Плохой муж – быть дети голодные. Отец говорить: Умг – хороший охотник, хороший муж тебе, Иа. Иа говорить: отец, я любить Ынс, он быть мой муж. Но отец говорить: Ынс быть странный; Ынс не искать еду, а играться игрушки, как ребёнок.
- Иа, я не играть игрушки. Это не есть игрушки. Это – ум древних.
Ынс бережно достал из своей заплечной сумки, сделанной из кожи убитого зверя, блестящую коробку.
Она ему досталась от деда, старого шамана. С этой коробочкой дед мог часами скакать, заклиная болезни или вызывая духов, помогающих в охоте, сборе слизней или отгоняющих хищников. Но когда силы деда стали иссякать и скакать ему становилось всё тяжелее, к своему нелёгкому шаманскому делу старик решил приобщить внука. Он ему торжественно вручил коробку, сообщив, что в ней хранится сила древних. Но Ынса не сильно-то занимала шаманская наука, поэтому учеником он был не очень прилежным. Да и дед вскоре отошёл к предкам, так и не успев свой опыт передать внуку. А вот коробка от деда осталась, как память. Дед говорил, что ему эту коробку передал его дед, а тому – его дед, а сколько дедов своим внукам передали коробку до этого – никто не знает.
И остались на всю жизнь в голове Ынса какие-то странные слова, который дед говорил ему незадолго до своей смерти. Они были настолько необычны, что Ынс вспоминая, порой думал, что это был старческий бред умирающего человека. И рассказал ему дед, что давным-давно, ещё в те времена, когда люди жили Наверху, они верили не в духов предков и духов подземелий и духов животных и разных прочих духов. А верили они в создавшего их Великого Духа, который всеми этими духами управлял. Но потом люди возгордились, и их гордость стала ядом, отравившим Верх. И они спустились под землю – в Муос, но и там не перестали творить зло. И отвернулся от них Великий Дух. Но жалко ему было людей, потому что из Муоса бежать им было некуда. И потому, чтоб не загубили люди себя совсем, отнял он от них разум. И только из-за этого спаслась горстка людей, давших начало племенам. А Дева-Воин, которой приносят жертвы и о которой слагают песни и легенды, не была великой охотницей, как думают все. На самом деле она упросила Великого Духа вернуть людям разум через время, и она собрала отнятый у людей ум в коробки и раздала их племенам. И только, когда такая коробка попадёт в руки достойного, сила древних вернётся к людям и повернётся к ним Великий Дух, и заключит с ними завет и, быть может, люди его уже никогда не нарушат. И ещё дед сказал Ынсу, что с молодости он старался быть достойным, но из-за плохих поступков в юности, о которых он Ынсу не за что не расскажет, Великий Дух его презрел. И потому он просит Ынса беречь коробку и быть достойным и тогда, быть может, он окажется тем, через кого к людям вернётся сила древних. А если нет, то должен он эту коробку передать кому-то ещё.
