Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)
– А наши-то, – бормочет обожжённый волк, – наши у Дворцовых… ночная стража… что с ними? Мёртвые? Предали?
– Половина на половину, наверное, – предполагает Кору.
Элсу сжимает кулаки.
– Там Анну, там Эткуру… а я тут…
– А ты, командир, сунулся под пули вместо того, чтобы смотреть и слушать, – говорит Кору с ласковой укоризной. – Потому что ухитрился оскорбиться, когда дворцовые псы орали всякую ересь. Всегда был вспыльчив, Львёночек…
– А где Мидоху? – вспоминает Элсу.
– Убит.
– Ох…
– Война, командир. И мне жаль…
Пушки грохочут снова.
– Идиоты, – бормочет обожжённый волк. – Куда же они лезут?! Канониры Анну стреляют со стен – наши на тракте, как мишени…
– Ждали, что Анну сделает так же, – усмехается Рийну, кусая губы. – Ждали людей Анну, стоя на стенах, держали фитили наготове, думали, он сдурит – а теперь сами творят эту глупость.
– Или это – предательство! – рычит обожжённый. – Кто-то во Дворце решил положить братьев у этих адовых ворот, суки!
– Они просто не верят, что Чангран уже наш, – говорит Кору презрительно. – Они думают, что им дадут прогарцевать по городским улицам, а мы будем лежать тут ниц, в пыли, и ждать, когда они нас расстреляют! Ох, и дерьмо же…
Элсу смотрит на Кору с тихим обожанием.
– Кору, солнце моё, метаморфоза превращает в бабочек северянок, но не тебя! – говорит он восхищённо, и Кору прячет в ладони довольный смешок.
– Правильно делает, – говорит Рийну. – Всё делает правильно. Мне нравится твой командир, Барсёнок.
– Ненадолго, – говорит обожжённый. – Если девка права, то наши ещё опомнятся.
– Меня называешь девкой, ординарца Львёнка? – удивляется Кору.
– А как тебя называть, братом?! – огрызается обожжённый волк и тоже удивляется, потому что реплика вызывает смех не только у Элсу, Юу, и самой Кору, но и у проснувшихся раненых.
Канонада, тем временем, превращается в настоящую артиллерийскую дуэль. Грохот разрывов. Стрельба из пистолетов почти не слышна за пушечной пальбой.
– Ага. Наши развернули лафеты, – говорит обожжённый. – Сейчас высадят ворота – и в преисподнюю…
– Наверное, – соглашается Рийну. – А чему ты радуешься? Тебя, брат, обрежут или прирежут – и разбираться не будут, за кого ты переживал.
– Как можно быть настолько развратным типом, чтобы рубиться с врагом, а думать о его теле – не постигаю, – бормочет обожжённый, но это уже просто попытки заглушить страх и ощутить себя на высоте.
Мне кажется, что я слышу в грохоте пушечных залпов треск и хруст ломающегося металла – и канонада делается реже, зато снова слышны выстрелы из пистолетов, вопли, кажется, и дикий визг лошадей.
– Они в городе, – говорит Кору. – Или сейчас войдут. Драка в воротах.
– Нет, – говорит Элсу, кусая губы. – Может, ещё и нет. Ворота по-всякому легче оборонять, чем войти в них.
Мне становится нестерпимо сидеть здесь, когда там идёт бой. Там наверняка нужна моя помощь. Я не выдерживаю.
– Элсу, – говорю я, – Юу, ребята, простите меня. Там – раненые, а я с лекарствами – здесь. Всё равно тут от меня мало толку.
Ри-Ё и Кирри встают, но я качаю головой.
– Вам оставлю снадобья, убивающие боль. Вот и вот. Кирри умеет этим пользоваться. Вы тут – за меня. А мне нужен кто-нибудь, кто знает город и может идти. Есть такие?
– Я, – неожиданно говорит обожжённый волк. – Побежали смерть искать, а, язычник? – и смеётся той половиной лица, что целее.
– Я бы ему не верила, – говорит Кору.
– Ну а я верю, – улыбаюсь я и помогаю обожжённому подняться. – У него там тоже раненые братья, видишь ли. А ещё он боится умереть в компании диссидентов, а не в бою. Да?
– Да, – говорит обожжённый. – Меня звать Нухру ад Эра. Пойдём, Ник, поглядим – душа болит сильней, чем рожа, Творец мой оплот…
– Чангран – такой красивый город, – говорит Кирри дрожащими губами. – Посмотри на него, Ник…
Ри-Ё держит пакет с ампулами, кивает. Его глаза полны слёз.
Кирри подаёт Нухру меч, а Юу – заряженные пистолеты. Нухру затыкает пистолеты за пояс жестом мультипликационного разбойника.
– Хочешь сам себе естество отстрелить и в Синюю Цитадель уйти? – спрашивает Кору, но Нухру не обращает на неё внимания. Он слушает – и тянет меня за рукав.
И мы бежим с базарной площади по вымершим утренним улицам, мимо наглухо закрытых дверей и ворот, в сумраке вторых ярусов городских зданий – а по улицам постепенно расползается туман порохового дыма, и я слышу… людей слышу.
Не только оружие. Бой совсем рядом.
– Тебе не больно, Нухру? – спрашиваю я на бегу.
– От резких движений только, – выдыхает он. – Волшебство. Я в курсе, что ожоги обычно дико болят – гуо тебя поцелуй, Ник, как ты это делаешь…
– Рубцы останутся, – говорю я зачем-то.
Нухру неожиданно прыскает, как девушка.
– Вот и славно. Девкам не помешает, а парни не позарятся! – и останавливается.
– Что? – спрашиваю я.
– Площадь перед воротами, – Нухру машет рукой на поворот улицы. – Замедлись, подстрелят.
Мы осторожно заглядываем за угол дома.
На площади – свалка. Бойцы спотыкаются о трупы. Ворота разнесли ядрами в клочья, обломки чугунной решётки и тяжёлых створов валяются на разбитой мостовой. Пяток разбитых телег и какие-то бочки используются нашими, как прикрытие для стрелков – но как они разбирают в общей сутолоке рукопашной, по кому стрелять, не постигаю. Сверху, с городской стены, палят из пушек по наступающим – но выстрелы всё реже. Всё вокруг затянуто дымом – и я мало что могу разобрать. От едкой пороховой вони тяжело дышать.
И тут меня осеняет, что, в сущности, я не знаю, что делать. Я – сугубо штатский человек, и я – последний землянин, который обнажит оружие в чужом мире для чего-нибудь, кроме тренировки, игры или попытки достичь взаимопонимания. И сейчас – никого из них я не убью.
Я не могу, не имею права их убивать.
Следовательно, сейчас убьют меня. Я спокойно, как-то отстранённо, это понимаю – и обвожу площадь внимательным взглядом, следя за качеством передачи изображения. Для далёкой Родины – напоследок.
На брусчатке, в метре от моей ступни – тонкая рука в медном браслете, воскового цвета, заканчивающаяся у локтя лохмотьями красного мяса и белой торчащей костью; и почему для меня в этой бойне должны быть какие-то исключения? Потому что я тут наблюдатель?
Нухру вдруг резко толкает меня в плечо – пуля обдирает мне щёку и выбивает фонтанчик каменной крошки из стены дома.
– Дурак ты, – шипит Нухру и тянет меня за руку по какой-то сложной траектории. – Не дёргайся, ты, я твою шкуру спасаю, чтоб не подстрелили тебя, дурака…
