Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали. Кн. 1
Глаза Края были закрыты, лицо — расслаблено и неподвижно. Череп его обматывали белые бинты, а из-под них тянулись пучки проводов к машине, стоявшей рядом с койкой.
— Проснитесь, Край, проснитесь, — сказал доктор.
Лицо Края дрогнуло, дернулась щека, и медленно открылись глаза. Теперь на его лице появилось выражение безмятежного спокойствия. Он слабо улыбнулся.
— Как тебя зовут?
— Край. — Он говорил тихо, хриплым голосом, напоминающим мне мальчишеский. Не было ни следа сопротивления.
— Откуда ты прибыл?
Он нахмурился, моргая и бормоча что-то бессмысленное. Ангелина наклонилась и, похлопав его по руке, заговорила дружелюбно:
— Ты должен успокоиться, не торопись. Ты прибыл сюда с Клизанда, разве не так?
— Правильно, — он кивнул и улыбнулся.
— А теперь подумай хорошенько, ведь у тебя хорошая память. Ты родился на Клизанде?
— По-моему, нет. Я… я жил там долгое время, но родился я не там. Я родился дома.
— Дома — это на другой планете, в ином мире?
— Правильно.
— Ты не мог бы сказать мне, на что похож твой дом?
— На холод.
Голос его был таким же ледяным, как это слово, напоминая известного нам Края, и лицо его постепенно менялось, отражая мысли, эхом откликавшиеся на его слова.
— Всегда холод, ничего зеленого, ничего не растет, непрекращающийся холод. Приходилось любить холод, а я его никогда не любил, хотя ужиться с ним могу. Есть теплые планеты, и многие из нас уезжают на них. Но вообще-то нас немного. Мы не очень часто видим друг друга, и я думаю, что мы друг друга не любим. Да и с чего бы. В снегах, во льду и в холоде любить нечего. Мы ловим рыбу, вот и все. На снегу ничего не живет. Вся жизнь в море. Я сунул в него однажды руку, но я не могу жить в воде. А рыбы могут, и мы едим их. Есть и потеплее планеты.
— Вроде Клизанда? — спросил я так же мягко, как и Ангелина.
— Вроде Клизанда. Все время тепло и даже жарко, но я против этого не возражаю. Странно видеть на суше других живых существ, кроме людей. И много зелени.
— Как называется дом? Холодный дом? — прошептал я.
Трансформация произошла сразу же. Край начал извиваться на койке, лицо его кривилось и искажалось гримасами, глаза широко раскрылись и остановились, уставившись в одну точку. Доктор кричал, приказывая ему забыть вопрос и успокоиться, пытаясь в то же время всадить в его мечущуюся руку иглу шприца. Но было уже слишком поздно. Спущенная мной реакция продолжалась. Готов поклясться, на какой-то краткий миг в глазах Края сверкнул свет разума и ненависти — очнувшись, он осознал, что происходит. Но только на миг. Спустя мгновение спина его выгнулась в безмолвном спазме, и он, рухнув, застыл в неподвижности.
— Умер, — объявил доктор, взглянув на показания своих приборов.
— Эксперимент был полезным, — заметила Ангелина, подходя к окну и отдергивая шторы. — Время искупаться, если ты чувствуешь себя способным на это, дорогой. А потом нам придется придумать способ добыть доктору другого серого человека. Теперь, когда мы знаем, какую область нельзя затрагивать, мы заставим его протянуть подальше во время допроса.
— Я не могу, — отшатнулся доктор. — Только не это снова. Мы убили его. Я его убил. Ему был имплантирован приказ, сигнал, которому нельзя сопротивляться: скорее умереть, чем открыть, где находится эта планета. Стремление к смерти, можно сказать. Я сейчас видел это и больше не желаю.
— Нас воспитали по-разному, доктор, — спокойно и безжалостно произнесла Ангелина. — Я без всякой жалости застрелила бы тварь, вроде Края, в бою и не испытываю иных чувств из-за того, что его смерть произошла вот таким образом. Вы знаете, кто он и что он сделал.
Я ничего не сказал, потому что был согласен с ними обоими. С Ангелиной, видевшей в Галактике джунгли, в которых идет война за выживание: есть или быть съеденным. И с доктором-гуманистом, выросшим в условиях матриархата в стабильном и неизменном, мирном и спокойном обществе. Они оба были правы. Интересное животное — человек…
— Отдохните, док, — посоветовал я. — Примите одну из собственных пилюль. Вы были на ногах день и ночь, и это не могло пойти вам на пользу. Мы увидимся с вами, когда вы проснетесь, но сперва хорошенько отдохните.
Я взял Ангелину под руку и увел ее от усталого, маленького, печального человека, уставившегося невидящим взглядом в пол.
— Ты ведь не чувствуешь сожаления по поводу смерти этой твари Края? — спросила она, выдав мне свою нахмуренность номер два, означавшую что-то вроде: «Я не ищу неприятностей, но если ты настаиваешь, то, разумеется, получишь».
— Я? На это мало шансов, любимая. Край — это тот, кто раскатал недавно в моем мозгу колючую проволоку и пытался сделать то же самое с тобой. Я только сожалею, что мы не смогли побольше выжать из него, прежде чем он нас покинул.
— Следующий расскажет побольше. По крайней мере, мы теперь знаем, что твоя идея верна. Может быть, они и не чужаки, но, разумеется, и не уроженцы Клизанда. Если мы сможем искоренить их там, мы покончим с этими вторжениями.
— Легче представить, чем достичь. Давай поплаваем, а над этим поразмыслим за выпивкой, когда вернемся.
Вода высвободила мои мускулы и заставила меня глубоко осознать, какой жуткий голод и жажду я испытываю. Я вызвал по звукосвязи служащего, так что, когда мы вышли из воды, нас уже ждали поджаренное мясо и пиво. Эта снедь немного притупила мой аппетит, но дала мне силы вернуться в номер для более солидной закуски. Да, весьма солидной: семь блюд, начиная с огненного бурадского супа, далее рыба, мясо и другие деликатесы, слишком многочисленные, чтобы перечислять их. Ангелина немного поела и пригубила свой бокал вина, в то время как я прикончил большую часть еды, оказавшейся в поле моего зрения. Насытившись наконец, я приказал убрать грязную посуду и со вздохом откинулся в кресле.
— Я думал, — произнес я.
— И ты вполне мог меня одурачить. Я-то думала, что ты лопал, как свинтус с обеими лапами в кормушке.
— Советую поберечь свой буколический юмор. Тяжелая ночная работа заслуживает хорошей дневной еды. Клизанд — вот наша проблема. Или, точнее, серые люди, столь твердо контролирующие его военную экономику. Держу пари, что если мы избавимся от них, у исконных клизандцев не будет того жгучего интереса к межзвездным завоеваниям.
— Достаточно просто. Программа спланированных убийств. Серых не может быть слишком много, Край об этом сказал. Разделываться с ними — я рада буду взяться за такое задание.
— О, нет, ты не возьмешься. Моя жена никогда не станет наниматься в убийцы по контракту. Это не так-то просто как физически, так и морально. Серые люди могут обеспечить себе хорошую охрану. А слова о том, что цель оправдывает средства, — это объявление о банкротстве. Ты видела, что случилось с доктором Мутфаком, когда он трудился для благой цели, но использовал средства, идущие вразрез с его моральными нормами. Мы с тобой, любовь моя, сделаны из материала пожестче, но все же и на нас подействует, если мы займемся массовой резней…
