Валерия Аальская - Головастик
На ее крики я, конечно, обиделся; мы с чувством поругались под той самой многострадальной яблоней, Винкл треснула меня по голове учебником биологии, да так, что в ушах зазвенело, и ушла с чувством выполненного долга. Как мы потом помирились, я теперь уже не помню; то ли Каролл объявил, что мы дураки — так долго дуться, то ли нам самим надоело.
Счастливое было время — далекое, незабвенное детство, когда вилла Северной Короны еще казалась мне воплощенным раем. Тогда я не думал ни о безразличном, деловом отце; ни о медленно стареющем деде; ни о своей матери, которую не интересовало ничто, кроме свежих сплетен и нового платья из последней коллекции; ни даже о до сих пор любимой кибертехнике. Привидения и Винкл были нашими с Кароллом основными занятиями — за вычетом, разумеется, образовательных Интернет-курсов и долгих конных прогулок. Пожалуй, мы облазили тогда весь Северный Купол, кроме разве что родительской спальни, где нам появляться категорически запрещалось, и комнат Роксаны — я так и не узнал, где они находились, хоть у меня и были определенные подозрения. Мы облазили Лебяжье озеро вдоль и поперек в поисках красивых раковин и мифических жемчужин — ни одной не нашли; мы охотились на диких уток, но единственную пойманную, красивую серокрылую уточку с темными "очками" вокруг глаз Билл посоветовал нам отпустить на волю, пока отец не заметил; мы исследовали все подвалы виллы в попытках обнаружить таинственный склеп со скелетами далеких предков, но нашли только чулан для веников — что не удивительно, принимая во внимание, что Корсарию осваивали при отце, и никаких останков древних людей здесь не могло быть в принципе. Словом, несмотря на некоторую однообразность и замкнутость, моя жизнь была вполне интересна и полна приключений. Нельзя даже сказать, что я никогда не был за пределами Корсарии — отец регулярно возил нас на Луну, Марс и Юпитер, а один раз даже на Землю; тогда я был еще мал и запомнил только, что чересчур консервативная Земля мне не понравилась — впрочем, теперь, много лет спустя, я понимаю таящуюся в ее зелени и старинных городах с узкими улочками прелесть. А один раз мы с Кароллом даже отправились в космическое странствие к далеким галактикам — проще говоря, угнали из ангара один из лайнов и, худо бедно им управляя, двинулись туда, где по нашим представлениям находилась манившая нас Альфа-Центавра; к счастью, нас вовремя остановили. Как нам тогда попало, вспомнить страшно; позже Билл указал мне в начале на скорость лайна и расстояние до скопления, заметив, что на подобный перелет у нас не хватило бы топлива, а потом на предупреждающие системы лайнов — так началось мое увлечение информатикой. Где через полгода после "путешествия" я разобрал несчастного комнатного кибера, но где в них спрятан язык программирования, так и не понял; с того дня дядя Соалит стал незаметно преподавать мне кибертехнику.
Каролл не был моим другом — скорее просто товарищем; маленькие дети в песочнице тоже играют друг с другом, вне зависимости от степени знакомства; дома мои интересы разделяли лишь дядя и Винкл, с которой я с годами стал проводить все больше и больше времени. От нее у меня был всего лишь один секрет; я храню его до сих пор, как и наши с Винкл немногочисленные тайны и некоторые главы нашей дружбы.
Кому-то может показаться, что моя повесть отрывочна и лишена даже доли романтичности; все дело в том, что я рассказываю лишь то, что видел своими глазами — мои догадки, подслушанные сплетни или рассказы — несомненно, правдивые, но все же чересчур личные — Аластора и Винкл сюда не включены. Поэтому вынужденно предлагаю читателю принять за данность то, что они встречались и питали друг к другу исключительно нежные чувства, несмотря на многочисленные скандалы (быть может, я идеализирую людей — впрочем, это мой взгляд и мое мнение). Аластор, возможно, расскажет больше — впрочем, сомневаюсь, его супруга весьма ревнива (мой давний друг, если ты сейчас читаешь эти строки, я машу тебе рукой).
Сейчас я со странным чувством тоски и ностальгии вспоминаю тот тихий вечер двенадцатого сентября, когда мы сидели на ступенях крыльца и обсуждали все то, что приходило нам в головы; это был как раз тот разговор, темы которого после вспоминаются с трудом, а переходы между ними кажутся необыкновенно смешными — несмотря даже на то, что сама подоплека нашего разговора была не слишком радужной.
— А… как ты думаешь… то, что она говорила о переезде… она это… серьезно?..
Я пожал плечами.
— Насколько я ее знаю, чтобы переубедить, понадобится тяжелая артиллерия.
Ал уронил голову на руки.
— Она что, действительно?..
— Не знаю, — прошептал я, — не знаю…
Парк исчезал в непроглядном мраке, тьма скрывала французские розы и фигуры на мраморных плитах, а тусклые фонари отбрасывали неверные, странные тени; и нам казалось, что в этой темноте мы остались одни в огромном и страшном мире.
Утром тринадцатого сентября Фернан объявил мне, что я безответственный, нецелеустремленный, ленивый и далее по списку индивид, не способный к самостоятельному обучению, после чего торжественно вручил мне том Верфшульца и запер мою дверь на кодовый замок. Возможно, он действительно надеялся таким образом повысить мою успеваемость по предмету или, может быть, лучше подготовить меня к грядущим экзаменам за общий курс, традиционно проводящимся двадцать пятого сентября; в любом случае, его старания ни к чему не привели, потому что отпирать внешние коды я давно уже научился. Словом, Верфшульц остался в плачевном одиночестве, а мы с Алом после недолгих споров вытянули Винкл к Лебяжьему озеру.
Винкл была бледна и растерянна — настолько, что даже забыла захватить с кухни яблоко, чем несказанно оскорбила Пастилу. Плавать она не пошла, отговорившись нежеланием; и, пока мы с Алом плескались — впрочем, тоже без особого энтузиазма — изливала лошадке душу. Мой Салют всхрапывал и порывался поплавать с нами; к счастью, я достаточно хорошо его привязал.
— Винкл, но, может быть… — осторожно начал Аластор, вытирая голову дурацким, желтым в цветочек, полотенцем.
— Нет, — отрезала девушка. Голос был дрожащий, но уверенный.
— Может быть, ты нам все-таки объяснишь, почему?..
Винкл долго молчала. Мы сидели, не шевелясь.
— Это все равно — не жизнь, — медленно, тихо произнесла она, невидящим взглядом упираясь в темную водную гладь. — Я не хочу так… Мучиться и прятаться до самой смерти… Скрываться от всех, даже от своей семьи… Нет уж, по мне так лучше умереть молодой и красивой. — Она немного помолчала и непонятно к чему добавила: — Позор рода Фииншир…
