Николай Дашкиев - Зубы дракона
— Господин профессор, вы переступаете границы дозволенного! Трижды я просил у вас разрешения осмотреть рани Марию. Еще вчера мне предстояло снять повязку с глаз больного Бертона. Две недели тому назад вы обещали показать мне ваших подопытных животных. Я не напоминал вам про ваши обещания, считая, что это просто неприлично. А сейчас ваши намеки заставляют думать, что вы меня в чем-то подозреваете… Что случилось?
Сатиапал полез во внутренний карман парусиновой куртки и вынул что-то завернутое в марлю.
— Это вам знакомо?
Лаптев с искренним удивлением пожал плечами.
— А это? — Сатиапал медленно развернул марлю. В ней были четыре больших октаэдра из какого-то густо окрашенного красного и синего прозрачного материала.
— Это и есть те "зубы дракона"? — спросил Лаптев. — Вы неосторожны, господин Сатиапал! Я до сих пор не только не видел, этих кристаллов, а даже не знал об их существовании.
Профессор порывисто завернул кристаллы и снова положил в карман.
— Хорошо, — промолвил он хмуро. — Так знайте, — если вы действительно не знаете: этот сверток найден здесь, в вашей комнате, в углу за кушеткой, на которой вы сидите.
— Вот как! — насмешливо ответил Лаптев. — Жалею, что я об этом тайнике не узнал раньше.
Он помолчал, раздумывая над неприятным положением, в какое попал. Если все было так, как рассказал Сатиапал, поведение профессора довольно обоснованно.
Андрей не чувствовал за собой ни малейшей провинности. Значит — провокация. Но с какой целью?.. Чьих рук это дело?
— Вот что, господин профессор! — решительно сказал Лаптев. — Посмотрим на вещи реально. Насколько мне известно, в судебной практике прежде всего интересуются вопросом: "кому выгодно". Кому выгодно украсть эти "зубы дракона"? Мне?.. Возможно. Но я не знал о вашем существовании, пока вы меня не вызвали. Нет ли еще кого-нибудь, кто заинтересован в раскрытии вашей тайны?.. И — еще одно: кому выгодно свалить воровство на меня, если… если… Простите, но я использую ваш же метод бездоказательного подозрения: если эту шутку не придумали вы сами. А впрочем, я не вижу основания для этого.
Сатиапал долго не отвечал, а потом спросил совсем не кстати:
— Скажите, господин Лаптев, вы женаты?
— Нет, — сухо ответил Андрей. — Вас интересуют и другие анкетные данные?.. Родителей тоже не имею — расстреляны англо-американскими интервентами в девятнадцатом году.
— Ну, хорошо, — уже спокойнее сказал Сатиапал. — Прошу простить меня. Уезжать вам не нужно. Я даже прошу об этом. Хочу также попросить вас не говорить никому ни слова о нашем разговоре. А сейчас — заглянем в мой экспериментальный корпус.
Доцент Лаптев считал, что они пойдут в направлении операционного зала, — в том конце двора были лаборатории, которые Сатиапал милостиво отдал в распоряжение своего гостя. Однако- профессор свернул в противоположную сторону и повел Лаптева уже знакомым ему коридором, в котором Андрей заблудился после первой операции.
Коридор оканчивался пологими ступеньками, которые вели в подвал. Собственно, это был тоже коридор, идя которым Сатиапал и Лаптев вскоре оказались в довольно широком и длинном помещении. Оно освещалось электричеством, так как через небольшое окошко высоко вверху пробивалось очень мало света. Одной стеной лаборатории служил ряд зарешеченных клеток для подопытных животных; слева и справа тянулись застекленные изоляторы и, если судить по обстановке, кабинеты сотрудников.
В лаборатории было два человека — Майя и высокий худощавый индиец, — очевидно, лаборант.
Девушка негромко поздоровалась и хотела выйти.
— Подожди, Майя, — остановил ее Сатиапал. — Ты будешь работать вместе с господином Лаптевым. Прежде всего, познакомь его с Альфонсом.
Девушка кивнула головой и подошла к крайней клетке. С качели на пол прыгнула большая обезьяна. Шимпанзе, определил доцент.
Однако внешность не определяла и ничего еще не говорила о необычайных свойствах животного. Шимпанзе, обрадовавшись проявленному вниманию, протянул сквозь решетки руки и совсем как человек гладил Майю по светлым волосам, тормошил ее за халат, залезал в карманы.
Майя почесала у него за ухом, и шимпанзе, опустив веки, довольно пробормотал что-то.
— Очень хорошо! Но я не вижу в этой обезьяне ничего необычного.
Майя взглянула на отца, и, очевидно, получив утвердительный ответ на какой-то вопрос, сказала:
— Альфонс уже давно утратил право называться обезьяной. Его собственные конечности и почти все внутренние органы живут отдельно от тела. Ему вшили сердце тигра. Легкие — дикого кабана. Почки и печень одолжила рысь. Он вытерпел столько операций, что заслуживает памятника при жизни!
— Этого заслуживает прежде всего тот, кто сделал такие операции! — взволнованно сказал Лаптев. — Но, господин Сатиапал, разрешите высказать в то же время мое возмущение, вернее, мое глубокое сожаление, что ваши достижения еще не стали достоянием мировой науки.
— А разве хотели бы вы, господин доцент, дать больному вместо целебных лекарств смертоносный яд? Я еще экспериментирую. Сердце тигра я вшил многострадальному животному совсем не для того, чтобы пошутить над природой. Мне нужно освоить технику пересадки настолько, чтобы приживлять искалеченному человеку конечности и органы, не боясь отравления всего организма продуктами распада чужого белка. Как видите, опыт прошел довольно удачно. Однако предстоит еще очень и очень много работать, пока методы станут безупречными.
— Но почему вы не известили мир о первых результатах? Почему не позовете на помощь выдающихся ученых разных стран?
Сатиапал рассмеялся в ответ:
— Чтобы так называемые "выдающиеся ученые" воспользовались моим открытием, окружили его тайной и драли с больных по семь шкур за операцию? Благодарю покорно! Методика Сатиапала, лечебные препараты Сатиапала увидят свет божий в завершенном виде. Вас я не боюсь — вы мне не конкурент, и, надобно полагать, не гонитесь за деньгами. Я кое-что задолжал России и давно искал случая хотя бы частично уплатить долг. Вот поэтому я и показываю вам то, о чем не знает ни один европеец… Майя, показывай господину доценту дальше.
Остальные экспонаты, достойные места в музее причудливых творений природы, уже не поражали Лаптева. Важно, что Сатиапалу удалось найти метод приживления чужеродных для организма белковых соединений. Первые попытки переливания крови, которые проводились многими врачами в конце девятнадцатого столетия, очень часто кончались смертью подопытного, так как чужой белок, распадаясь, превращался в смертоносный яд. Советский академик Филатов, правда, разработал метод приживления роговицы, взятой из глаза трупа, однако при этом чужой белок, как правило, разрушался, рассасывался и служил только стимулятором для внутренних сил больного. Профессор Сатиапал пошел значительно дальше. Его успех действительно положил начало новой эре в медицине.
