Игорь Росоховатский - Прыгнуть выше себя
— Напрасно вы так полагаете,— круто повернувшись, Варид выходит из двора.
19
— Не хочу больше вас видеть! И вы, и капитан мне противны! — говорит Петя боцману Робинзону.— С Австралией вы меня обманывали, но обмануть так и не смогли!
— Может, обманывали, а может, нет. Только б одно дельце выгорело — возьмем столько монет, что и до Австралии хватит.
— Терпеть не могу лгунов! — кричит Петя и топает ногой, подражая тете Вере.
— Цыц, шкет, а то зенки выколю! — Робинзон тыкает расставленными пальцами, будто собирается немедленно выполнить угрозу.— Хозяин хазы шума не выносит. Правда, Крот?
— Долго возишься с ним, вот он и озорует,— ворчит Крот, его глаза, как серые мышки, на мгновение выглядывают из своих норок и снова прячутся под набрякшие веки.
— Долго-недолго, а Штырь наказал сохранять. Использовать как живца хочет.
— Ежли Штырь, дело другое. Он знает, что к чему. Ты, пацан, старших слушайся, а то не ровен час...
— Человек не вещь, его нельзя использовать,— утверждает Петя словами Арсения Семеновича.
— Э-эх, пацан, кого же использовать, как не человека! На том и свет стоит. Человек животину использует в хозяйстве и друг дружку. Ты покедова присматривайся, кумекай, что к чему. А то пропадешь со своей школьной наукой.
Так еще никто никогда с Петей не говорил. «Разбойники! — думает он, вспоминая страшные рассказы, и украдкой приглядывается к Кроту.— Жаль, Варида здесь нет. Доверился тогда Георгию Иннокентьевичу, а он — самый первый обманщик. Штыря и Робинзона отпустил — это раз, меня обещал домой отвезти, а отдал им. Что же теперь делать?»
Он вспоминал различные подсказки, читанные в книгах, слышанные от товарищей и взрослых, но ни одна не подходила. Откуда взяться, к примеру, коню, на спину которого он прыгнул бы с третьего этажа! Еще рекомендовалось вырвать пистолет или автомат из рук бандитов и направить на них, но у этих нет ни пистолета, ни автомата. В комнате нет и ничего напоминающего оружие, которое можно бы выдать за настоящее и напугать бандитов, чтобы потом их связать. А голыми руками, даже вспомнив все Витькины приемы самбо, «боцмана» — он это знал на печальном опыте — не осилишь.
— Не горюй, шкет, возьмем монеты, тебе долю выделим,— утешает его «боцман».— Купишь себе билет до Австралии.
Если бы Петя мог поверить ему! Но паруса на бригантине бессильно повисли...
— Деньги надо зарабатывать честным трудом,— раздельно и назидательно произносит Петя, вызвав взрыв хохота у своих «опекунов». Но хохот его не смущает, и он продолжает поучения с той же твердостью: — Нечестные приносят одни лишь...
Его речь прерывает звонок: длинный и три коротких.
— Штырь! — восклицает «боцман», и Крот, кряхтя и почесываясь, идет открывать. Возвращается один, наклоняется к уху «боцмана», шепчет:
— Штырь велел передать: дуй мигом к машине, жди его, где условились. А мальца я посторожу.
«Боцман» торопливо вытаскивает из пачки сигарету — волнуется все же — и, перекатывая ее в губах, забыв зажечь, ударом ноги распахивает дверь и выходит. Его удаляющиеся шаги еще некоторое время доносятся с площадки и лестницы.
Крот возится с какими-то вещицами в дальнем углу, разворачивает их и заворачивает в тряпицы, что-то пришептывает себе под нос, словно забыл о мальчике. Петя начинает поглядывать на дверь: а не попробовать ли? А вдруг не заперта? Ведь Робинзон вышел, никакого замка вроде и не трогая. Решено!
Он бросается к двери, толкает ее всем телом. Дверь не поддается и на миллиметр. Сзади слышится злорадное хихиканье:
— Не зашибись, малец, и дверь, гляди, не вышиби ненароком, не попорть. Она у меня старинная, дубовая. Теперь таких и не делают вовсе.
— Сейчас же выпустите! Меня ждут дома!
— Подождут.
— Нечестно обижать тех, кто слабее!
— А кого же обижать, милок, как не слабачков? На то они и на свете живут. А ты расти скорей, силу набирай. Тогда и тебе будет кого забижать. А покедова с рогаткой охотничай птичек или собачек палкой лупи, хе-хе, тренируйся. Да еще дружков своих или меньшеньких учись пристраивать для своей пользы.
— Зачем? — несказанно удивляется Петя. Никогда ему не давали подобных советов.
— В жизни сгодится. Жизнь — штука хитрая: не ты, так тебя. А более всего Штыря слушайся. Он — парень фартовый, вор в законе, с ним не пропадешь.
— Вор? Вы сказали — вор?! — вопит Петя в обиде на свою доверчивость.— А чего ж он капитаном назвался?
— Мало ли что человек о себе скажет! А ты не верь.
— Не верить взрослым? — Петин мир рушится.
— Взрослым-то не верь прежде всего. Словами людишки норовят мысли свои прикрыть. Детишкам неразумным еще иногда можно верить, а взрослым — ни-ни, они тебя враз присобачат: или служи на задних лапках, или на цепь.
— Я знаю, плохих людей ждет плохая участь.
— Э-эх, и в святцах так сказано: не убий, не укради... Каждому воздастся за грехи. Всенепременно. Страшный суд. Да когда он еще будет?.. А пока людишки суд вершат один над другим: неправедный над праведным, грешник над невинным, а в общем — сильный над слабым, а хитрый над дураком. Ездит на нем, помыкает, использует как может. А на что еще человеку ум даден?
— Неправда! Как бы люди жили тогда?
— А они и не живут, малец, маются. Э-эх, и менты маются, и блатные, и приблатненные, и я вот со своими монетами. Помирать скоро, болячки одолевают. Прошла она, жизнь. И не приметил, как прошла: ни кола, ни двора, ни детишек, ни внуков. Пожалей меня, малец.
Он подошел близко к Пете, дышит ему в лицо немытым ртом и вдруг хватает за ухо и дергает. Петя пытается оттолкнуть его, но Крот оказывается жилистым, цепким. Он крутит Петино ухо, будто хочет и вовсе открутить, сладостно приговаривая:
— Будешь бегать, а, будешь дверь ломать? Мальчик простонал. Крот спрашивает:
— Больно?
— Больно.
Крот крутит еще сильнее, так, что Петя извивается наподобие вопросительного знака, и снова спрашивает:
— Очень?
— Очень, отпустите...
— Зачем на воров похулу клал? А ну повторяй за мной: вор — хороший человек на свете, и все грехи отпусти ему, боже.
— Воры — плохие люди,— сквозь стон мычит Петя.
— Ах, ты так? Тогда вот тебе!
Изо всех сил Крот крутит ухо. Пете кажется, что он уже оторвал его. Боль становится нестерпимой, слезы сами собой брызжут из глаз. Он сжимает зубы, пытаясь не стонать.
— Молчишь, змееныш?
Пете удается изловчиться и лягнуть Крота ногой. Тот вынужден отпустить ухо. Мальчик отпрыгивает, хватает прислоненную в углу палку, замахивается:
— Не подходите!
— А ты, однако, постоять за себя можешь,— с уважением хихикает Крот.— Ну ладно, давай, малец, мириться, еще дружками станем. Старый да малый — два сапога в паре.
