Пол Андерсон - Самодельная ракета
— Конечно, — сказал герр Сироп. — Это проще простово. Но не сапывайте, что то Нью-Винчестера тесять тысяч километров. Маленькая лапораторная мотель, рассчитанная на 220 вольт, не смошет перетать сикнал на это расстояние. Во всяком случае, такой сикнал, чтопы он не сатерялся в космических шумах. У меня есть и полее мощные патареи. Расрятив отну ис них, мы мокли пы послать сильный сикнал — сильный, но кратковременный. Трутно натеяться, что именно в этот момент кто-то на столичном астероите настроится на прием именно нашей частоты. Вот и получается, что пес опрасцовых исмерительных припоров, сапертых с Макконнеллом, я не смоку послать SOS на тех частотах, которые опычно слушают ратиолюпители Нью-Винчестера.
Он вздохнул.
— Нет, я всю ночь ломал сепе голову, пытаясь что-нипуть притумать, но тщетно. Чтопы послать такой сикнал SOS, который услышат наверняка, мне нушен хороший капель, хороший импетанс, эталонный кенератор частоты и так талее — словом, все то, на чем ситит сейчас Макконнелл. А чтопы посылать сикналы на расных частотах в натеште на то, что хоть отин ис них поймают, мне нушен сутовой кенератор, на котором тоше ситит Макконнелл.
— Да ну? — обрадовался Сармишкиду. — Но там ведь несколько тысяч вольт, разве нет?
— Я вырасился фикурально, черт восьми! — Герр Сироп поднес к губам пивную кружку, привычным жестом приподнял усы и задергал адамовым яблоком.
Сармишкиду, свернув ходовые щупальца, плюхнулся головоторсом на пол. Помахал ушами, повращал глазами и возмущенно заявил:
— Но мы же не можем так просто сдаться! Вот оно, все это прекрасное пиво, которое я мог бы продать с пятидесятипроцентной прибылью, даже если попкорн с крендельками раздавать вообще задаром. А какая здесь от него польза? Никакой!
— Ну, я пы так не скасал, — ответил герр Сироп и нацедил еще одну кружку. — Только мне не нравится, что оно такое касированное, — пожаловался он. — Я ше вам не американец какой-нипуть! Оно чересчур сильно пьет в колову.
— Я специально такое заказал, — признался марсианин. — Чем больше бьет в голову, тем больше профит. Я не могу себе позволить выбрасывать деньги на ветер.
— У вас слишком мноко рук и слишком мало сертца, — сказал герр Сироп. — Са это я посволю вам вымыть мою каюту, а то она вся покрыта сасохшей пеной. А если нам опять понатопится окнетушитель, я просто восьму путылку вашево чересчур касированново пива, потрясу ее, отниму палец от корлышка и… Ну конечно! — воскликнул датчанин. — Кокта я выпущу весь ваш СО2, меня отпросит насат!
— Если вам так не нравится мое пиво, — сказал Сармишкиду, полуприкрыв глаза, — можете отдать мне свою кружку.
— Тействие и противотействие, — сказал герр Сироп.
— Что?
— Третий сакон Ньютона.
— Да, да, да, но какое отношение он имеет…
— Пиво. Я выстреливаю пивом ис корлышка вперет — и меня отпрасывает всат!
— В какой зад? Вы же говорили про бутылку!
— Ja, ja, ja, ja.
— Weiss' nicht wie gut ich dir bin?[57] — пропел марсианин.
— To есть, — сказал герр Сироп, строго погрозив ему пальцем, — путылка — это нечто вроте ракеты. Эй, но веть она мокла пы таше… мокла пы…
Он умолк. Кружка выпала у него из руки, и пиво расплескалось по полу.
— Пивоубивец! — крикнул Клаус.
— Но, дорогая, — сказал Рори Макконнелл по селектору, — я не люблю сушеные абрикосы!
— Ах, перестаньте! — ответила Эмили Крофт из кухни. — Зато вы будете здоровы, как никогда!
— У меня такое чувство, будто я весь протух. Не столько от скуки, радость моя, потому что я не скучаю, пока могу слышать ваш чудесный голосок, но, кроме гимнастики, мне тут абсолютно нечем заняться, а гимнастика всегда наводила на меня тоску.
— Как я вас понимаю! — сказала Эмили. — Все эти топливные трубы и прочие штуки не оставляют места для классических танцев, да? Ах вы, бедняжечка!
— Я отдал бы бурую свиноматку своей матушки за одну прогулку под дождем вместе с вами, macushla!
— Ну, если вы дадите слово не мешать нам, милый, мы выпустим вас сию же минуту.
— Нет. Вы прекрасно знаете, что я присягал на верность Лиге и за нее сражаться буду до конца! До победы или поражения. И сколько же времени нужно старому omadhaun'y Сиропу, чтобы сообразить, что на сей раз он проиграл? Я здесь торчу уже почти неделю. А в мастерской день и ночь какая-то возня, и черт меня побери, если я понимаю, что там творится! Выпустите меня, любимая! Я никому не причиню зла. Я только поцелую ваши сладкие губки, а потом мы все вместе вернемся на Грендель, и я никому ничего не скажу. Естественно, кроме того, что я завоевал прекраснейшую девушку Галактики!
— Я бы хотела, но не могу, — вздохнула Эмили. — Но я бы так хотела! О Дион, уязвивший мне сердце безумной любовью!
— Кто такой этот Дион? — взревел майор Макконнелл.
— Не тревожьтесь о нем, дорогой. Это всего лишь цитата. В переводе, разумеется. Но что я хочу сказать: мистер Сироп и мистер Сармишкиду сейчас очень заняты, поэтому вам осталось томиться недолго, клянусь, еще денек-другой, и у них все будет готово, и они смогут… О! Я же обещала об этом не говорить! Но я хочу сказать, дорогой, что, хотя я останусь с вами, мне нельзя будет выпустить вас сразу, возможно, даже придется подождать еще один день, но я позабочусь о вас и буду готовить вам вкусные обеды и… Да, — продолжала Эмили с легкой дрожью в голосе, — я даже не буду больше кормить вас сушеными фруктами, потому что они у меня кончились; честно говоря, я уже несколько дней отдавала вам свои последние запасы, а сама питалась солониной и пивом, и, должна признать, на вкус они гораздо лучше, чем мне помнилось, так что если вы будете настаивать на обезызвествлении своей печени, когда мы поженимся, я, пожалуй, к вам присоединюсь, и, клянусь вам, дорогой, ни с кем другим я не стала бы обезызвествлять свою печень с таким удовольствием! Честное слово.
— Что все это значит? — Рори Макконнелл отступил от двери и напружинил мышцы. — Вы хотите сказать — они не просто возятся там в мастерской, у них есть какой-то план?
— Я не должна была вам говорить. Пожалуйста, любовь моя, честное слово, я поклялась хранить все в тайне, а теперь мне пора идти. Я должна им помочь. Я уже научилась приваривать всякие трубки и другие штучки, и, знаете, милый, это ужасно интересно. Я хочу сказать, когда я работаю сварочной горелкой, мне приходится надевать маску, очень похожую на классическую драматическую маску, и я стою там и декламирую стихи из «Агамемнона», как будто на афинской сцене, и, знаете, я думаю, когда все это кончится и мы поженимся, мы устроим у себя в саду настоящий греческий театрик, и я поставлю всю трилогию «Орестея» — в оригинале, разумеется, — со сварочными горелками вместо факелов! Пока!
