Радий Радутный - Мозаика странной войны
— Я? Да. Да. Так вот…
Бухгалтер, а за ним и все остальные дружно осушили рюмки и потянулись к закуске.
— Я тогда ему говорю — “а прочитайте внимательно параграф 4 в приложении к договору, особенно пункт 7”, — от фонаря, разумеется, говорю, однако ж смотрю — заткнулся крючкотвор, отвалил и затерялся в толпе. А трофей мой, значит, спокойно идет за мной, и только во все стороны головой кивает.
Сую я, значит, эту самую голову в шлем, накладываю матрицу, смотрю — начинает у него в мозгах проявляться, кто я, и что мне нужно, открывает он рот и первое — заметь-те, первое! — что произносит: “Так что, — говорит, — дьявол не существует? А бог?”
Тут уже я не выдержал — заржал, как свинья… пардон, как лошадь, Переход врубить не могу, а он все глаза пялит и лепечет:
— А почему, — говорит, тот черный, который мне три года предложил… напомни, что он тебе предложил?
— Что, что… Деньги, власть и баб кучу — что ж еще?.. — неохотно бросил хмурый.
— Во! Слышали?! ...так, говорит на тебя похож?
— И он берет и подписывает договор, что, значит, через три года он снова является, и его душа поступает в полное его распоряжение. Да, говорит, и сделали еще приложение к договору, где указано, что тело является неотъемлемой собственностью души — это как специально для того адвокатишки! До сих пор не пойму, как так совало все — вплоть до параграфов этого чертового... тьфу, то есть не чертового договора?..
Так что, леди и джентльмены, перед нами, — Бух встал, выпрямился и пророкотал, как конфераньсье в цирке, — доктор Фауст собственной персоной! Только душу-то он продал кому-то, а забрал-то ее — я!
Все дружно грохнули смехом, и даже девушки заулыбались.
— Да ладно вам, — недовольно пробурчал новоокрещенный. — Тоже мне, Мефистофель с технологически отсталой линии…
Все заржали еще громче, а одна из девушек прыснула, засмущалась и очень очаровательно покраснела.
— А как линия Фауста? — встревожился вдруг Стратег. — Ты ее оборвал?
— А как ты думаешь, уважаемый? — ехидно поинтересовался Фауст. — Вспышка религиозного маразма в обществе, которое стояло на грани выхода в космос — это что?
— Это бзец, — прокомментировал окончательно окосевший Бух и хотел свалиться под стол, но передумал.
— Постеснялся бы, — проворчал еще один неизвестный. — Девушки все-таки рядом.
— Да-да! — оживился Бухгалтер. — Кстати, о девушках. Прилетаю я, значит, в следующий мир — а там полный… этот, ну как его… ну, конец, одним словом. Все куда-то бегут! Сирены орут! В воздухе черт знает что творится! На улицах паника, пробкотворение, давка и кучи затоптанных! Сканер морду крутит туда-сюда, еле, значит, нашел родственничка, снижаюсь рядом с ним — а народ вокруг как завоет! И мордами в асфальт! Что, думаю, за фигня, атомная война, что ли? И что же вы думаете? Точно! Союз у них в девяностых не распался, чего-то они с Америкой сильно не поделили, ну, и вмазали друг по другу! Я, честно говоря, сам струхнул, тем более ящик начинает орать под руку: “Объекты приближаются! Девять минут до контакта! Восемь минут до контакта! Семь…”
— Ты дело говори! — оборвал его все еще обиженный Фауст. — Считать здесь все умеют.
— Да. Так вот. Снижаюсь, значит, ору в динамик: прыгай, мол, в “зомби”, спасаться будем! — а народ как услышал, как ломанется, как давай за крылья цепляться, за стабилизаторы — думал, или отломают, или взлететь не дадут! Бабахнул пару очередей над головами, снова все мордами в асфальт уткнулись, и тут вскакивает эта киска, — он притянул рукой за талию одну из девушек, — и кричит: “Спасите меня, спасите! Я все для вас сделаю, любое желание выполню!” И вторая за ней. И еще шара народу! Ну что оставалось делать — открыл бомболюки, запихал туда двух самых красивых, и ходу! Переход запустить не успел, не говоря уж о матрице, сзади — как полыхнет! Как е… пардон, как долбанет! Датчики все сразу взбесились, “радиация!” орут, “гамма-излучение!”, еще там что-то… Ну, пришлось переходить, даже не набрав высоты. Ох и трясло ж нас при этом, как девчонки в бомболюках выдержали, не представляю…
На какой-то неуловимый миг маска веселого, бесшабашного и слегка циничного парня не удержалась на его лице, и он стал тем, кем и был на самом деле — человеком, человеком, пережившим гибель нескольких миров, потрясенным и испуганным. Но еще через мгновение все стало на свои места и Бух бодро налил всем еще по стопке.
— Быть тебе Погорельцем, — прокомментировал Стратег, обращаясь к одному из новобранцев. Этого отличала от остальных короткая прическа… и еще едва заметные тоска и ужас в глазах. Остальные линии тихо рвались где-то в невообразимой дали, а увидеть собственными глазами огненную кончину родного мира — это было слишком для нормального человека. Только мощная, рационалистическая и циничная матрица, сочетающая в себе лучшие — с определенной точки зрения — черты родственников удерживала Погорельца по эту сторону от проходимой только в одном направлении полосы, отделяющей разум от безумия.
Вопрос об уничтожении линии на этот раз не возник.
— А ты кто? — Пилот толкнул в бок еще одного парня — с немного напряженным, бегающим взглядом, своеобразным прищуром и без того узковатых глаз. Парень слегка сутулился и при толчке вздрогнул и метнулся было рукой к карману, затем вспомнил, что карманы сгорели вместе с прошлой жизнью и смущенно положил руку обратно — на колено второй девушки. Та явно восприняла это благосклонно.
— О, а это приобретение Фауста! — отозвался Стратег. — О нем мы уже все знаем. А это, познакомься, Пилот и Подводник. А это, кстати, Гангстер.
— Серьезно?
Парень кивнул.
— Я его выхватил из-под носа у полиции, или как там она у них называется. Прямо из автомобиля!
— Линию ты не совсем корректно оборвал, — поморщился Стратег. — Лет пятнадцать еще точно протянет, да и потом неизвестно сколько дергаться будет. Как бы Враг не пролез.
Упоминать Врага явно не стоило — все умолкли и даже до некоторой степени протрезвели, Бухгалтер извинился и вышел из-за стола, и Пилот не преминул этим воспользоваться.
— Тебе очень страшно? — тихо спросил он одну из девушек.
Вторая была ярче и красивей, но глаза первой были черными, и расширенные зрачки казались похожими на зеркало воды в глубоком колодце, и почему-то девушка показалась ему знакомой и похожей на кого-то… кого-то…
Матрица спружинила и мягко, но настойчиво вытеснила сознание из опасной зоны.
Девушка молча кивнула и прижалась лбом к широкому плечу Пилота.
— Не мучай себя, — прошептал он ей в ухо. — Тем, кто остался там, ты ничем не помогла бы. А они радовались бы, узнав о том, что ты жива и в порядке. Не думай об этом.
