Евгений Филенко - Шествие динозавров
— Надо ли понимать так, что ты вместо того, чтобы убить это чудовище, беседуешь с ним? — опередил меня Дзеолл-Гуадз. — Может быть, ты и сам — вургр?! Позволь мне взглянуть на твою шею, нет ли там «поцелуя вауу»!
— Я ниллган, — сказал я, усмехнувшись. — И могу позволить тебе осмотреть лишь мой зад.
— И где же ты его скрываешь? — наседал жрец. — Что ты имеешь в виду? Зад или вургра?
Одуйн-Донгре не сдержался и захохотал.
И тогда, не в силах сносить его веселья, Элмайенруд захрапел, как взбесившийся бык, и выпалил в наместника из арбалета. Как ковбой, навскидку. Одуйн-Донгре тоже не подкачал. Он увернулся — что не удалось даже мне во время первой встречи с юруйагами, — и стрела поразила кого-то из императорской челяди. Под своды дворца вознесся жалобный вопль. Этикет полетел к черту, церемония опрокинулась вверх тормашками. Юруйаги накинулись на свиту Одуйн-Донгре, те вмиг отвалили их от своего хозяина, началась резня.
Из «Беовульфа»: «В гневе сшибаются борцы распаленные. Грохот в доме; на редкость крепок, на диво прочен тот зал для трапез, не развалившийся во время боя… Крики в зале, рев и топот!»
Я сгреб императора за руку и поволок прочь из зала. Нет более удобного прикрытия для покушений на императора, чем всеобщая неразбериха. Уколоть его отравленной стрелой — а потом свалить все на козни врагов из Олмэрдзабал. Мы уже добрались до потайной двери, ведущей в императорские покои, я нажал скрытую педаль, каменная плита отползла в сторону… Я едва успел отпихнуть императора, и удар тяжелого меча, нацеленный ему в лоб, обрушился на меня. К счастью, вскользь, снимая стружку с прикрытого бегемотьим панцирем плеча. Скорее инстинктивно, нежели сознательно, может быть — на миг утратив самоконтроль от боли, я сделал ответный выпад. И попал. Захрустело, захлюпало. В темноте по-женски истошно завизжали, чье-то тело грузно обрушилось на пол. Я схватил факел, поднес к лицу поверженного врага. Тот умирал, кровь фонтанировала из распоротого живота. Зигганские мечи — страшное оружие… На нем были черные латы юруйага.
— Падаль, — равнодушно произнес император. — Ты прекрасно с ним справился. Я бы так не сумел. Ты ранен?
— Оцарапан, — пробормотал я.
Этот юруйаг был первым человеком, которого я убил. Первым в жизни. Последним ли? От него разило сырым мясом и дерьмом. «Началось», — подумал я.
Император переступил через агонизирующее тело.
— Поспешим, — сказал он. — Там могут быть еще убийцы.
15
…семинар шестой. Языки, наречия и диалекты империи Опайлзигг. Мы вдвоем с мастером Сергеем Сергеевичем Погорельцевым, доктором лингвистики, разгуливаем по пустынному, как водится, парку «Саратова-12». Между ровных, ухоженных, подстриженных по канадку кленов, что отчаянно тянутся к бетонному самосветящемуся небу.
— Как вы уже обратили, наверное, внимание, — вещает Погорельцев, — столичный, светский диалект чрезвычайно беден глухими контоидами… простите, согласными. Шипящие отсутствуют совершенно. Взрывные — редкость. Странное исключение из общего правила — название самой империи, где присутствует глухая «п». Есть гипотеза, что это наследие какого-то праязыка, канувшего в Лету.
— Что вам мешает проверить гипотезу? — пожимаю я плечами. — По-моему, с историей у вас не должно быть никаких проблем. В любой момент вы можете извлечь из прошлого достоверные сведения о чем угодно.
— Все так полагали, когда была испытана первая темпоральная установка. Пережили, так сказать, приступ археологической эйфории. Пока темпотехники не обнародовали стоимость одного пуска своего монстра…
— Но если это сложно и дорого, тогда за каким же дьяволом туда отправляют меня? Не специалиста, не фанатика той эпохи? Да еще в качестве телохранителя!
— Извините, коллега Змиулан, но вы хотя бы историк. До вас же в Опайлзигг направляли вообще непонятно кого.
У меня на языке прямо-таки вертится вопрос: так какого же, все-таки, хрена?! Но мастер, словно спохватившись, возвращается на излюбленную стезю, к своим контоидам, вокоидам, всяким там аффрикатам.
Между прочим, беседа ведется на том самом светском диалекте. Привнесение в него лингвистических анахронизмов обращает нашу речь в любопытный постороннему слуху сленг. В малолетстве мне смешно и занятно было слушать общение между собой коми-пермяков или, к примеру, молдаван. Половина слов — русские, фразы вполне привычным образом сцементированы матюками межнационального общения, и все же ни рожна не понятно…
Семинар двадцать второй, географический. Посреди комнаты — макет материка в масштабе один к трем миллионам. Мастер — или мастерица? — Зоя Борисовна Риттер фон Шуленбург, костюм — белый верх, черный низ, взбитые в педагогическую прическу всех времен и народов седые с голубизной волосы. И даже пенсне на сердитом крючковатом носу! Классная дама расхаживает вокруг империи, тычет указкой в зигганские водоемы, горные хребты и низменности, требуя от нас немедленного их поименования. И все мы, кандидаты в императорские бодикиперы, поочередно именуем. Высочайшая вершина империи Аонлдилурллуа — три тысячи метров над уровнем моря, не Бог весть что, конечно. Вполне заурядное по площади водного зеркала озеро Дзэмаимгюнринг в окрестностях столицы, но почему-то соленое. Гипотеза — сообщение с океаном через тектонические разломы. С разломами там вообще неплохо, именно они, наверное, и подвели в конечном итого империю, как говорил незабвенный Макар Нагульнов, «под точку замерзания»… Долина Вульйонри, скотоводство и земледелие. Пропасть Ямэддо, по мнению зигганских географов — бездонная. Тоже, наверное, разлом. Прежние императоры сбрасывали в Ямэддо своих недругов и с любопытством слушали, как долго доносится оттуда вопль жертвы. Небось, и время засекали. Легенда гласит, что во время одного такого научного эксперимента «небосоразмерный властитель Ринзюйлгэл утомил свой бесценный слух ожиданием и отбыл во дворец».
— В тысяча девятьсот семнадцатом году… — монотонно вещает Зоя Борисовна. Мы не сговариваясь производим неконтролируемые телодвижения и звуки. Мастер обводит наши повеселевшие физиономии строгим взором и продолжает. — …до нашей эры страшный катаклизм стер империю с лица земли. В считанные часы материк перестал существовать, поначалу распавшись на отдельные фрагменты вот здесь, здесь и здесь, — указка рассекает макет, словно пирог, по внутренним разломам. — Но и острова пробыли в целости исторически незначительное время — не более года. После чего последовала новая серия толчков, извержений подводных вулканов, которых здесь великое множество, и останки материка погрузились в пучину. Бесследно! — мастер Риттер фон Шуленбург возводит очи горе. — Ибо современные нам архипелаги и острова в этом океаническом регионе имеют более позднее происхождение, по преимуществу коралловое либо вулканическое.
