Джеймс Гарднер - Король в изгнании
– Говоришь, ты флотский? – спросила она, пристально глядя на мою форму. Только теперь я понял, насколько жалко я выгляжу, весь грязный и мокрый.
– Мне пришлось искупаться, – сказал я, показывая на канал.
– Нет, – ответила она, шевеля вибриссами. – Тебе незачем было лезть в воду. Ты мог оставаться в своей капсуле, пока кто-нибудь за тобой бы не прилетел.
– Ах, – хором произнесли трое рабочих, словно их поразила логика Советницы.
Рабочие, как правило, обожают самок, так же как бабушки и дедушки обожают внуков: «Ах, какая умненькая малышка!» В подобном улье Хиб, Ниб и Пиб наверняка готовы были исполнить почти любую просьбу Советницы, но с таким видом, будто потворствуют мелким капризам пятилетнего ребенка: «Ты хочешь, чтобы мы по двенадцать часов в день копали морковь под палящим солнцем? Что ж, дорогая, если ты действительно так считаешь – думаю, мы справимся».
Будь я самкой, давно бы уже устал и разозлился от подобного отношения ко мне – словно я малый ребенок, к тому же немного не в своем уме. Однако самки это воспринимают как само собой разумеющееся.
– Конечно, я мог остаться в спасательной шлюпке, – сказал я Советнице, – но я слишком долгое время провел в космосе, и мне хотелось подышать свежим воздухом.
– Больше воздуха тебе нужно даже сейчас, – пробормотал Зилипулл. – Грязная вонь на твоих пальцах.
Он начал шумно прочищать нос, когда я поднес ладонь к его морде. Все четверо его соплеменников немедленно стали тщательно меня обнюхивать. Мандазары всегда себя так ведут: «Говоришь, это плохо пахнет? Очень, очень плохо? Действительно плохо? Давай проверю?» Хиб и Пиб нацелились на мои подмышки, в то время как Ниб сунул нос мне между ног – видимо, они знали, в каких именно местах от человека обычно пахнет сильнее всего. Советница, однако, обратила внимание на слова Зилипулла и ткнулась носом мне в руку. Слегка фыркнув, она отдернула голову и быстро отступила назад.
– Что это? – спросила она.
– Гм…
Я не мог не заметить, что она обнюхивала мою правую руку, ту же самую, которую я подсунул под нос Зилипуллу. Руку, на которую пролился яд королевы.
Но доза яда была минимальной, к тому же это было достаточно давно. С тех пор я не раз принимал душ, не говоря уже о том, что основательно потел во время болезни. Неужели Советница после всего этого действительно могла учуять яд? Или это был просто запах грязной воды и ила, а может быть, я случайно угодил во что-то рукой, когда выбирался на берег канала?
Проверить можно было лишь одним образом – значительно более свежая порция яда попала мне на щеки в шлюпке.
– Гм, – сказал я, – вы не могли бы… э… понюхать мне лицо?
Все пятеро мандазаров наклонились ко мне. Их вибриссы дрожали, будто от волнения, приближаясь к моей коже…
Рабочие отскочили назад, словно я хлестнул их по мордам. Зилипулл остался на месте, но резко отдернул голову, едва не проткнув меня своим шипом на носу. Что касается Советницы, она просто упала без чувств, уткнувшись лицом в землю.
Глава 11
ЗНАКОМЛЮСЬ С УЛЬЕМ
Поспешно опустившись на колени, я поднял Советницу с земли. Самки мандазаров выглядят маленькими и хрупкими по сравнению с рабочими или воинами, но тем не менее весят как взрослый человек крепкого телосложения, к тому же их конечности слишком легко гнутся и их не так-то просто поднять.
– Давайте занесем ее в дом, – сказал я ее соплеменникам. Они не ответили, все еще ошеломленно глядя на меня – видимо, свежий яд нанес немалый удар по мандазарским носам. Я с трудом втащил Советницу в дверь ближайшего купола, после чего уложил ее на одну из подушек вокруг обеденного стола.
Большая миска с водой была еще наполовину полна после обеда. Я начал плескать водой на морду и шею Советницы, в основном лишь потому, что не знал, чем ей еще можно помочь. Когда самка лишается чувств, причиной тому не шок или что-то в этом роде – на самом деле это некая разновидность транса, в который она впадает, столкнувшись с чем-то непостижимым для ее разума. Сознание ее отключается, давая возможность подсознанию работать на полную мощность, примерно так же, как компьютер отключает свой внешний интерфейс, благодаря чему может на полную мощность использовать свой процессор. Советница должна была прийти в себя, когда ее мозг справится с ядом, запах которого она почувствовала, но я продолжал брызгать на нее водой просто потому, что нужно было делать хоть что-то.
За это время я успел окинуть взглядом обстановку жилища. Больше всего оно напоминало одну из «памятных комнат» во дворце королевы Истины – помещение, где хранятся вещи, представляющие слишком большую историческую ценность для того, чтобы их выбросить, но слишком давно вышедшие из моды для того, чтобы ими пользоваться. Прекрасным примером служил обеденный стол, на крышке которого была изображена лакированная репродукция троянской картины двухсотлетней давности – королева Мудрость, выходящая из моря после совместной рыбной ловли с первым посланником Лиги Наций. Эта картина столь же знаменита среди мандазаров, как и «Мона Лиза» среди людей, и потому давно уже стала банальностью, которую никому не хотелось бы иметь в своем доме.
По крайней мере, так считалось на Трояне. На Целестин могло быть иначе. Возможно, улей купил стол ради шутки, так же как подростки порой любят коллекционировать разные сокровища; но не исключено, что они просто не знали, что изображение королевы давно уже вышло из моды. Скорее всего, картина представляла для них особую ценность, связывая их с потерянной навсегда родной планетой.
То же самое можно было сказать и о других безделушках – дешевом зонтике с континента королевы Чести; паре острых железных наконечников, надевавшихся на клешни воина, которыми на Трояне никто не пользовался с доиндустриальных времен; небольшом куске ткани с вышитыми на нем словами на одном из древних иероглифических языков. Я не знал, какой именно это язык, с какого континента или как давно эти иероглифы были вытеснены намного более удобным алфавитом.
Представители знати из дворца королевы Истины пренебрежительно дернули бы вибриссами при виде подобной свалки собранных вместе реликвий, никак не сочетавшихся друг с другом – все они относились к разным временам и регионам. Но настоящими древностями они не были. Каждая из безделушек выглядела новехонькой, словно на Целестии имелась сотня фабрик по производству копий троянских древностей, изображения которых можно было найти за пределами планеты.
Мне стало жаль этих бедняг, которые были готовы купить что угодно, хоть как-то напоминавшее им о родной планете. Они были так одиноки. И тосковали по дому.
