Антон Первушин - Корабль уродов
Она сказала это очень естественно. Ее голос не дрогнул. Но он всё понял. Он иногда называл ее «дорогая», но только в тех случаях, когда хотел обидеть или отвязаться, ― она его «дорогим» не называла никогда.
― Спасибо, любимая, ― сказал он вполне искренне. ― Я вправду люблю тебя. Прости мою грубость. Мои оскорбления. Это ведь всё только слова. Эмоции. Прости и прощай.
Не дожидаясь ответа, Тяглов повесил трубку.
Так. Теперь-то куда? К Дрыну? Опасно. Засветишь ноутбук. На вокзал? Да, на вокзал. Самая прямая дорога. В чемодане лежит нормальная одежда. А дядя Гриша не подведет. Он знает. Он сам сидел…
До вокзала Андрей добрался, когда уже вечерело. Зарядил дождь ― теперь уже настоящий, без дураков. Только брезентовый костюм с сапогами спасали от этой мокроты и сырости.
Тяглов не стал нигде задерживаться, а сразу спустился в багажное отделение.
― Ого, искатель, ― поприветствовал дядя Гриша. ― Быстро ты обернулся. Думал, сегодня не придешь…
― Дядь Гришь, ты не мог бы денег занять? ― спросил Тяглов с порога, пытаясь изобразить некое подобие улыбки. ― До Красноярска. Я тебе пришлю сразу. Если хочешь, с компенсацией. В тройном размере.
Дядя Гриша насупился.
― Тебя тут разыскивают, Андрей, ― сообщил он. ― Лично Пименов заходил. Чемодан твой реквизировал. По ордеру.
У Тяглова опустились плечи.
― Хотя бы позвонить от тебя можно? ― спросил он.
― Хм-м-м, ― замешкался дядя Гриша, а потом махнул рукой: ― Звони, брат! ― и придвинул телефон.
Андрей взял аппарат, набрал номер, дождался «Слушаю!» и сказал:
― Это Наталья. Я попал. Клиенты мертвы. Внимание на пятый транспортный ангар. Подвал. Кодовый замок. Я поехал. Целую в лобик.
Тяглов аккуратно положил трубку и отодвинул телефон.
― Знаешь, дядь Гриш, ― сказал он, ― иногда я думаю, что есть всё-таки высшая справедливость.
― Ты это к чему? ― осторожно спросил дядя Гриша.
― К тому, что и мне пора. До встречи в новом дивном мире…
Тяглову стало вдруг так легко и просто, что он расстегнул брезентовую куртку и рубашку, обнажив грудь, и прямо так, расхристанный, развернулся и стал подниматься по каменной лестнице в зал ожидания вокзала. А там уже, подкручивая чапаевские усы, к нему навстречу двигался майор Пименов в сопровождении двух патрульных милиционеров.
3. Эдуард Асланович Шахмагонов, старший консультант Фонда инновационной конверсии при Министерстве финансов Российской Федерации
После стремительного отъезда в столицу Эдуард Шахмагонов не собирался возвращаться на малую родину, но ЧИФ сказал: «Надо!» Значит, надо!
Поезд пришел в Ванавару рано утром, и Шахмагонов с некоторой опаской ступил на перрон, покрытый утрамбованным снегом. Дышалось здесь, конечно же, легче, чем в загазованной Москве, но было непривычно пусто, что внушало безотчетную тревогу.
Шахмагонова никто не встречал, а потому он, помахивая легким «дипломатом», сразу направился к зданию вокзала, которое за прошедшие семь лет практически не изменилось, оставаясь всё таким же серым и мрачным – символом закончившейся эпохи. Многие любят вспоминать комсомольскую молодость, совковый энтузиазм, гарантированную социалку, уличную безопасность и прочие прелести – но Шахмагонов был не из числа этих многих. Он терпеть не мог разговорчики о том, как тогда было хорошо и как сейчас плохо. Да, для большинства населения стало хуже, но зато честнее. Или вы думали, добрый дедушка Брежнев будет жить вечно? И вечно вас будет с ложечки кормить и слюнявчик вытирать? А вы представьте, если бы он со своим старичьем дожил до первого системного кризиса – до беспрецедентно низких цен на нефть и до этой чудовищной денежной массы, которая накопилась в стране и которая еще в семидесятые превратилась в простую резаную бумагу? Представили? Так вот, было бы ровно то же самое, что и сейчас, с бардаком, нищетой и войнами – только еще и с ложью, что мы, дескать, самая передовая страна и идем самой верной дорогой. Крыша бы не поехала от такого когнитивного диссонанса? Здесь, в Ванаваре, имелся хотя бы научный городок, почти утопия, со снабжением из Центра, но и он в восьмидесятые загибаться начал, и что-то не видно было желания у руководящих товарищей менять положение к лучшему, а одними мантрами о коммунизме, как известно, сыт не будешь. Младореформаторы – тоже, конечно, не сахар, но по крайней мере пытаются создать хоть какую-то работающую модель на ваших руинах. Да, некоторые из вас оказались лишними в рамках этой модели, но если вдуматься, вы были лишними изначально, давным-давно вы стали лишними. Всех в светлое будущее не вытянешь, кто-то всегда упадет и помрет на обочине – что же из-за этого стоять на месте? Сильнейшие выживут, а значит, и держава устоит, вот так.
Размышляя подобным образом, Шахмагонов вступил в здание вокзала. Ему показалось, что здесь даже холоднее, чем снаружи. На полу были лужи от растаявшего снега, окурки, мерзко белели скомканные бумажки, от туалета тянуло застарелой вонью. В зале ожидания сидели какие-то подозрительные личности с внешностью бомжей. Шахмагонов поморщился.
Вот и подтверждение, думал он, поспешно проходя сквозь вокзал. Даже элементарный порядок навести не можете, хотя сами здесь живете и работаете. Кто должен за вас порядок наводить? Брежнев? Младореформаторы? Разруха, как говорится, в головах…
На площади перед вокзалом, заставленной сборными щитовыми киосками, Шахмагонов отыскал такси, плюхнулся на заднее сиденье и распорядился:
– В «Казарменную».
Таксист, ни слова не говоря, вдавил педаль газа. Только когда выехали на Ленина, Шахмагонов сообразил, что привычно назвал «Советскую» – «Казарменной», а водила его понял. Традиции, стало быть, не меняются. «Советская» была построена в начале семидесятых с привлечением польских специалистов и считалась самой фешенебельной гостиницей Ванавары. Предполагалось, что в ней будут жить зарубежные физики, которых наконец-то начали допускать к изучению диковин Кратера. Однако физики почему-то предпочитали маленькую уютную гостиницу при Доме ученых, а в «Советской» селились командированные офицеры – из-за их постоянного присутствия ее и прозвали в народе «Казарменной». Зубоскалы из числа кухонной интеллигенции, конечно, хотели бы увидеть в этом прозвище нечто большее – глумление над Советской властью, загнавшей всех в большую казарму, но Шахмагонов был уверен, что глумлением тут и не пахнет. Рылом не вышли, чтоб глумиться. Провинция-с, вот так.
Сама гостиница его тоже не удивила и не разочаровала. Что-то похожее он и ожидал здесь найти. Лет пять назад ее, очевидно, пытались ремонтировать, но потом бросили это неблагодарное занятие. В итоге номер люкс, снятый Шахмагоновым, выглядел несколько экзотично для столичного жителя, успевшего привыкнуть к хорошему. Пара комнат, в первой – продавленные кресла, доисторический журнальный столик, покосившийся холодильник и неработающий телевизор, во второй – две застеленные кровати, неработающий напольный светильник с торшером и заколоченная гвоздями тумбочка. Но больше всего Шахмагонова поразили два раздельных санузла: в одном был унитаз, во втором – ванна и биде. Шахмагонов очень живо представил себе, как постоялец, воспользовавшись туалетом и путаясь в спадающих штанах, несется через комнаты, чтобы добраться до вожделенного биде. Воображаемая картинка Шахмагонова насмешила, и некоторое время он просто стоял и хихикал, разглядывая этот чудовищный гибрид совка и евроремонта.
