Юрий Тупицын - Дальняя дорога
Глава 7
Лорка пошёл в павильон не только потому, что ему захотелось пить, — просто ему нужно было где-то собраться с мыслями и подумать.
Войдя в обширный полуоткрытый и полный света вестибюль, Лорка отметил любопытную новинку: внутренняя лицевая стена его, обычно занятая картинами, рельефами, скульптурами, вазами и другими предметами чистого и декоративного искусства, изготовленными городскими умельцами, сейчас была превращена в стереоэкспозицию. Это было яркое светозвуковое окно в северный осенний мир, окруживший город: ещё зеленые, но уже с прожелтью холмы, серые облака с ярчайшими голубыми пятнами небесных прогалин, сколки деревьев — скромной жёлтой берёзы, горящей рябины и хмурых темно-зелёных елей. На переднем плане экспозиции ручей, кустарник, над которым порхали и звенели птицы, кажется, трясогузки или зимородки — Лорка не был силён в орнитологии.
Федор одобрил новинку, одобрил и некоторую искусственность, избыточную красочность пейзажа по сравнению с тем, что было за чертой городского купола. Лорке захотелось узнать фамилии авторов экспозиции, он подошёл ближе и невольно поразился реальности этого мира, созданного воображением человека и его умелыми руками. Ручей был рядом — вот он, хотелось сделать ещё шага два вперёд, нагнуться и опустить руку в студёную прозрачную воду. С берёзы, кружась и покачиваясь, неторопливо падал лист. Вдоль ручья пробежалась трясогузка, остановилась и покачала хвостиком, кося на Лорку любопытными глазами-бусинками.
А вот фамилий авторов экспозиции, как это нередко случалось, нигде не значилось — они пожелали остаться неизвестными. Только в самом углу экспозиции на высоте груди Лорка обнаружил как бы парящий в воздухе авторский знак — вензель из нескольких затейливо переплетённых букв. Кто знает, пожелает ли когда-нибудь раскрыть своё инкогнито коллектив художников и инженеров?!
Во всем остальном павильон сохранил свою типичность: слева — пища земная, справа — духовная. Посредине павильона — скромный, стеклянно звенящий фонтан, вокруг него неширокая полоса шелковистой травы и луговых цветов. В правом холле почти все посетители были в больших тёмных очках, они сидели в креслах, на диванах, за маленькими столиками, рассчитанными на одного человека, в самых разных позах, которые только может принять человеческое тело в состоянии физического покоя, интеллектуальной сосредоточенности и эмоциональности. Некоторые рассеянно прихлёбывали или тянули через соломинку напитки.
Лорка вспомнил хроникальный фильм-очерк о прошлом, который он видел несколько дней назад, и усмехнулся. В этом фильме добрая половина людей была в больших тёмных очках. Как пояснил, вызвав общее оживление, консультант, эти очки прошлого вовсе не были кинозвукопроекторами, в стекла-кассеты которых вставлялись материалы хроники, произведения литературы, искусства и научные материалы — все то, что заменило объёмистые книги прошлого. Оказывается, тогда очки носили либо те, кто страдал недостатком зрения — медицина ещё не додумалась, что их можно исправлять, либо те, кто попросту не хотел щуриться от яркого света, дабы не испортить морщинами гладкое, будто заглянцованное лицо. Эти невыразительные лица тогда почитались эталоном красоты. Будто и не было великих творений Леонардо, Рембрандта, Родена!
Левый холл был ещё просторнее. Вдоль стен тянулись витрины — консерваторы-раздаточные, а само помещение было занято столиками и столами, рассчитанными на одного, двух и больше человек. Блюд и напитков, выставленных в витринах, было предостаточно, чтобы удовлетворить даже капризного гурмана прошлого. Но почти все они, если говорить о мясе, рыбе, дичи и деликатесах, были синтетами или композитами. Только две большие витрины были заняты натуральными блюдами, но людей возле этих витрин было совсем немного: существовал негласный этический закон, по которому этими блюдами пользовались лишь по предписанию врача и в особых случаях. Например, если у тебя день рождения, годовщина первого выхода в космос или если уж очень захотелось вцепиться зубами в сочный, ещё дымящийся, в меру прожаренный бифштекс. Была и ещё одна особая витрина, маленькая, — «Натуральные деликатесы». В различных павильонах эти деликатесы были разными: в этом — чёрная осетровая икра. Мимо этой витрины проходило много народу, но брали редко, больше просто любопытствовали — недаром здесь было много детей с родителями. Эта сдержанность потребления объяснялась и этикой, и тем простым фактом, что рядом, в соседней витрине, было сколько угодно точно такой же синтезикры, отличить которую от натуральной было совершенно невозможно. Прошёл мимо деликатесной витрины и Лорка, он, как гиперсветовик, имел моральное право брать все, что вздумается, но никогда этим нравом не пользовался. На секунду он все-таки задержался. Как же, икра! А что икра? Слизь, черненькие шарики, а внутри этих шариков варварски убитые, насмерть замученные в крепком рассоле существа-зародыши, из которых могли бы получиться великолепнейшие рыбищи — осетры!
С бутылкой ледяной минеральной воды Лорка шёл к свободному столику, когда почувствовал прикосновение к своей руке.
— Федор!
Лорка обернулся и увидел Соколова. Перед ним на столе был ополовиненный бокал томатного сока и тарелка малюсеньких бутербродов с самой разной снедью.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич. — Лорка присел рядом.
— На ловца и зверь бежит, — не совсем внятно проговорил Соколов, рот у него был набит, отпил солидный глоток сока и уже членораздельнее пояснил: — Мне как раз надо видеть вас. Есть новости.
Лорка откупорил бутылку и сразу же, чтобы не терялся газ, наполнил стакан. Отпил несколько глотков острого морозного напитка и, глядя на весёлые пузырьки газа, рвущиеся вверх, сказал:
— У меня тоже есть.
— М-м? Отлично!
У Соколова был благодушный вид, лицо и вовсе порозовело, на лбу выступили бисеринки пота. Больше, чем когда-нибудь, он был сейчас похож на очарованного процессом еды поросёночка. Челюсти у него работали неторопливо, но методично и очень эффективно — бутербродики волшебно исчезали с тарелки один за другим. Лорка не успел прикончить бутылку, как с едой было покончено. Соколов вытер салфеткой губы, потом платком лицо и улыбчиво взглянул на Лорку своими голубыми глазами.
— Кто же первый выложит новости? — полюбопытствовал он.
Эта улыбчивость и благодушие были Лорке не совсем понятны. Соколов знал, что его гипотеза о подростковом вмешательстве в дела взрослых рухнула окончательно и безвозвратно. Они долго обсуждали это по видеофону, Соколов выглядел тогда раздосадованным и огорчённым — как и любой одержимый, он был очень откровенен и непосредствен в своих эмоциях. И вдруг такая метаморфоза настроения!
