Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 1
— Поверь, это беспокоит меня всегда. Я даю тебе последнюю возможность решить: согласен ли ты на эксперимент, зная, что это необходимо, что у тебя больше всех шансов и что пользы от тебя будет больше, чем от других, потому что у тебя уже есть опыт? Или ты предпочитаешь, чтобы вместо тебя рисковал своей психикой и своей жизнью какой-то другой агент?
Я попытался объяснить ему, что у меня на душе. Мысль о том, что я умру, находясь во власти паразита, была просто невыносима. Почему-то мне казалось, что такой смертью я заранее обрекаю себя на бесконечные муки в аду. Но еще хуже было бы вновь почувствовать на спине паразита и остаться в живых. Вот только нужные слова никак не шли на язык, и я беспомощно пожал плечами.
— Можешь меня уволить, но есть какие-то пределы тому, что человек может вынести. Я не соглашусь.
Он повернулся к интеркому на стене.
— Лаборатория, мы сейчас начинаем. Поторопитесь.
— А объект? — донеслось из динамика, и я узнал голос человека, что влетел незадолго до этого в комнату.
— Первый доброволец.
— Значит, взять стенд поменьше? — с сомнением спросил человек.
— Да. Тащите все сюда.
Я двинулся к двери.
— Далеко собрался? — резко спросил Старик.
— Как можно дальше отсюда, — так же резко ответил я. — Я не хочу в этом участвовать.
Он схватил меня за руку и рывком развернул.
— Придется тебе остаться. Ты знаешь о них больше всех, и твои советы могут оказаться полезными.
— Отпусти.
— Ты останешься — либо по своей воле, либо я прикажу тебя связать, — раздраженно сказал Старик. — Я сделал скидку на болезнь, но твои фокусы мне надоели.
У меня уже не осталось сил спорить.
— Что ж, ты здесь главный.
Лаборанты вкатили в комнату кресло на колесиках, хотя, по правде сказать, этот предмет обстановки больше напоминал электрический стул: ремни для запястий, локтей, лодыжек и колен, крепления у пояса и груди, но спинка была срезана, чтобы плечи жертвы оставались открытыми.
«Кресло» установили рядом с клеткой обезьяны, затем убрали ближнюю к нему стенку. Обезьяна наблюдала за приготовлениями внимательным взглядом, но по-прежнему не могла пошевелить безвольно висящими конечностями. Тем не менее, когда сняли стенку клетки, мне снова стало не по себе, и я остался на месте только из опасения, что Старик действительно прикажет меня связать. Лаборанты закончили приготовления и отошли в сторону. Открылась дверь, и в комнату вошли еще несколько человек, среди них Мэри.
Я растерялся. Мне очень хотелось ее увидеть, и я пытался отыскать ее через медсестер, но они или действительно не знали, кто она, или получили на этот счет какие-то распоряжения. Теперь мы наконец встретились, но при таких обстоятельствах… Черт бы побрал Старика! Ну зачем приглашать на такое «представление» женщину, пусть даже женщину-агента? Должны же быть какие-то рамки.
Мэри бросила на меня удивленный взгляд, затем кивнула. Меня это немного задело, но я все понял: не время и не место для пустых разговоров. Выглядела она отлично, только очень серьезно. На ней был такой же наряд, как у сиделок, но без этого нелепого шлема и панциря на спине. Вместе с ней в комнату вошли несколько мужчин с записывающей и прочей аппаратурой.
— Готовы? — спросил начальник лаборатории.
— Да, поехали, — ответил Старик.
Мэри подошла к «креслу» и села. Двое лаборантов опустились на колени и принялись застегивать ремни. Я смотрел на все это словно в оцепенении. Затем схватил Старика за руку, отшвырнул в сторону и, подскочив к креслу, раскидал лаборантов.
— Мэри, — крикнул я, — ты с ума сошла! Вставай.
Старик выхватил пистолет и навел на меня.
— Прочь, — приказал он. — Вы, трое, взять его и связать!
Я поглядел на пистолет, на Мэри. Она не двигалась — ноги у нее уже были пристегнуты — и только смотрела на меня полным сочувствия взглядом.
— Ладно, Мэри, вставай, — тупо сказал я. — Мне захотелось посидеть.
Лаборанты убрали первое кресло и принесли другое. То, что приготовили для Мэри, мне не подходило: оба делались точно по фигуре. Со всеми затянутыми ремнями ощущение возникало такое, будто меня залили в бетон. Спина чесалась невыносимо, хотя никого мне пока туда не посадили.
Мэри в комнате уже не было. Я не видел, как она ушла, да это и не имело значения. Когда приготовления закончились, Старик положил руку мне на плечо и сказал:
— Спасибо, сынок.
Я промолчал.
Как пересаживали мне на спину паразита, я не видел. И не особенно интересовался. Впрочем, даже если бы мне захотелось посмотреть, ничего бы не вышло: я просто не мог повернуть голову. Обезьяна один раз взревела, потом завизжала, и кто-то крикнул: «Осторожней!»
Затем наступила такая тишина, словно все затаили дыхание. Спустя секунду что-то влажное опустилось мне на шею, и я потерял сознание.
Очнулся я со знакомым ощущением нахлынувшей вдруг энергии. Я понимал, что влип, но рассчитывал как-нибудь выкрутиться. Страха не было: я испытывал презрение и не сомневался, что как-то их перехитрю.
— Ты меня слышишь? — громко спросил Старик.
— Орать-то зачем? — ответил я.
— Ты помнишь, зачем ты здесь?
— Вы хотите задавать вопросы. За чем дело стало?
— Что ты из себя представляешь?
— Глупый вопрос. Во мне шесть футов один дюйм, в основном мышцы и совсем немного мозга. Вешу я…
— Не о тебе речь. Ты знаешь, с кем я говорю — ты!
— В игры играем?
Старик ответил не сразу.
— Видимо, нет смысла притворяться, что я не знаю, что ты за существо…
— Но ты и в самом деле не знаешь.
— Однако мы изучали тебя все это время, что ты жил на спине у обезьяны. И кое-какую информацию, которая дает мне преимущество, мы уже получили. Во-первых, — он принялся загибать пальцы, — тебя можно убить. Во-вторых, ты чувствуешь боль. Тебе не нравится электрический ток, и ты не выносишь жара, который способен вынести даже человек. В-третьих, без носителя ты беспомощен. Я могу приказать, чтобы тебя сняли, и ты умрешь. В-четвертых, ты ничего не можешь сделать без носителя, а он сейчас совершенно неподвижен. Попробуй ремни на прочность. Так что ты или будешь отвечать на наши вопросы, или умрешь.
Я уже попробовал ремни и обнаружил, что порвать их действительно невозможно. Впрочем, это меня не беспокоило: вернувшись к хозяину, я почувствовал себя на удивление спокойно — ни забот, ни волнений. Мое дело было служить и только, а дальше будь что будет. Один ремень на лодыжке вроде был затянут слабее остальных: возможно, мне удастся вытащить ногу… Затем я проверил еще раз ремни на руках. Может, если полностью расслабиться…
