Тим Скоренко - Вдоль по лезвию слов (сборник)
– Май, у тебя очки далеко?
– Вообще не брала.
Собрались, называется.
Мы лупим по стене что есть сил. Под штукатуркой и первым слоем кирпича обнаруживается второй. Шум поезда заставляет нас присесть и сделаться невидимыми.
Данила первым пробивается через стену. Его кирка уходит в никуда, проваливается в пустоту. Он рвёт её на себя и титаническим усилием умудряется выворотить штук пять кирпичей за раз.
– Кирку сломаешь, – скептически говорю я.
Ёрл забирает кирку у Данилы и подменяет его.
Мы работаем ещё около десяти минут. Идёт всё хуже: слабое место мы пробили, вокруг него раствор много крепче. Каждые несколько минут проходит поезд: но это хорошо, потому что без отдыха тут не справиться.
Впрочем, уже полпервого, кажется. Скоро поезда закончатся.
– Кстати, тут «Билайн» ловит, – говорит Майя.
Данила проверяет свой мобильник:
– И «МТС».
У меня и у Ёрла – «Билайн», нам проверять нет смысла. Но то, что мобильник берёт, – это очень хорошо. В каком-нибудь экстремальном случае можно позвать на помощь.
Мы продолжаем работу. В отверстие уже получится протиснуться, но мы хотим расширить его до такой степени, чтобы можно было пройти легко. Ёрл светит фонариком в отверстие, я тоже заглядываю.
Вверх, к бетонной плите, перекрывающей выход, идёт такая же, как и с противоположной стороны, лестница. Только вот посередине этой лестницы чернеет провал размерами примерно два на три метра. А что в провале – разглядеть не получается.
Мы смотрим друг на друга и начинаем долбить стену с удвоенной силой.
Через несколько минут пролом уже достаточно велик. Первым туда пробирается отдохнувший Данила. Мы с Ёрлом сидим и вытираем вспотевшие лбы. Майя идёт следом за Даником. В проломе сверкает фотовспышка.
Появляется голова Даника. Где-то в тоннеле ревёт поезд. Мы вяло переползаем через пролом, чтобы скрыться.
Лестница усыпана мелкими камнями. Чёрная дыра – прямо по центру.
– Края крепкие, я проверил, – говорит Даник.
Я подхожу к краю и свечу вниз фонариком. Виден только засыпанный трухой пол. Невысоко – метра четыре.
Данила сбрасывает вниз верёвку. Кошку он укрепляет на краю пролома, который мы сделали в стене: длины верёвки вполне хватает.
Данила спускается первым. У меня руки побаливают после кирки. Ёрл идёт вторым, за ним – Майя. Я – последний.
Это большое помещение, даже очень большое для подземного. И некогда оно было жилым.
– Это стол, – говорит Ёрл.
Длинная столешница – человек на сорок, не меньше. Она пыльная и загаженная, но на ней стоит посуда, валяются осколки. Я подхожу и беру книгу, которая лежит на самом краю.
Катаев, Иван Николаевич. «Сердце». 1927 год. Книга рассыпается у меня в руках.
– Кажется, Скороход нервно курит где-то в сторонке, – говорит Ёрл.
– И михайловские – тоже, – поддакивает Даник.
Среди разбитых чашек – ещё одна книга.
Это «Илиада». Издание – Санкт-Петербург, 1829. Первое русское издание «Илиады». По-моему, это очень дорогая книга. Я боюсь до неё дотрагиваться.
Ёрл что-то восторженно говорит Данику. Майя рассматривает стены. На них – рамы с полуистлевшими картинами.
Я иду вдоль стола. Во главе стоит стул с высокой спинкой – точно трон. И снова книга. Один из томов собрания сочинений Пушкина, 1936 год.
Передо мной – проём. Может, тут когда-то и была дверь, но теперь её нет.
Я в следующем помещении. Оно чуть поменьше, из него ведёт ряд проходов. В одном из них на единственной петле болтается дверь. Деревянная, с резьбой. Фонарик высвечивает в темноте детали.
Данила фотографирует. Наверное, стол, книги, картины. Может, что-то ещё.
Мне на плечо ложится рука. Я резко оборачиваюсь: никого нет. Отпрыгиваю назад, сердце колотится, как паровой молот. Это Майя. Она смеётся.
– Нельзя же так, – говорю я укоризненно.
Она приближается своё лицо к моему так, что мне достаточно чуть податься вперёд, чтобы её поцеловать.
– Можно, – шепчет она и со смехом отстраняется.
Я немного разочарован, но это неважно. Важно то, что вокруг нас.
Я захожу в один из проходов. Довольно длинный коридор с рядами дверей по бокам. Кое-где двери ещё есть, кое-где они валяются на усыпанном бетонным крошевом полу. Свечу фонариком в одну из комнат. Тут кто-то жил. Остов железной кровати, сломанная тумбочка, платяной шкаф с истлевшей одеждой. На тумбочке – снова книга. И ещё книги – на полке. Издания конца девятнадцатого – начала двадцатого века.
Я люблю книги – и Майя тоже. У Ёрла нет на них времени: весь свой досуг он посвящает лошадям. У него три лошади и небольшой участок земли где-то под Москвой. Даник прочёл в жизни три книги – первую, вторую и синюю, но это не мешает ему быть умным и приятным собеседником. Всё, что он знает, взято из Интернета.
Следующая комната: кровать, стол, томик стихов. Обложки нет. Первая страница покрыта пылью. Аккуратно сдуваю пыль. Просматривается:
«Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду…»
Странные книги. Странное собрание. Почему они тут? Что это за место? Почему его не исследуют? Что здесь кроется?..
Данила бегает по комнатам и фотографирует. Ёрл находит серебряную ложку и говорит:
– По-моему, тут можно немножко подзаработать. – Его бандана покрыта пылью.
Я выхожу из комнаты, и тут появляется Майя.
– Пойдём, – говорит она.
Мы идём, рука об руку, в одну из дверей, проходим по коридору, минуем большое помещение, потом ещё одно, потом спускаемся по лестнице. Я едва успеваю крутить головой по сторонам. На стенах – всё те же рамы с истлевшими картинами. Обломки мебели. Мусор на полу.
Майя останавливается.
Это склеп. Могильник. В стене – ящики. Не маленькие, не для кремационных урн – а большие ячейки, как в морге, только каменные, тяжёлые.
– Читай, – говорит она.
«Зеров Николай Константинович. 1890–1951». Мне ничего это не говорит.
«Орешин Пётр Васильевич. 1887–1948». Не знаю.
«Корнилов Борис Петрович. 1907–1949». Что-то слышал, но не могу вспомнить.
– Кто все эти люди?
– Читай дальше, – говорит Майя.
Я смотрю на неё. Она отворачивается от фонарика. Неожиданно я понимаю, что на её глазах – слёзы. Настоящие. И обидел её не я. Она плачет из-за того, что прочла на этих надгробиях.
Я продолжаю читать.
«Ауслендер Сергей Абрамович. 1886–1942».
«Мицишвили Николоз Иосифович. 1894–1953».
Сходные даты рождения. Сходные даты смерти. Все они умерли тут, в бункере.
И в этот момент меня бьёт током. По-настоящему – хотя никакого тока тут нет. Я ещё раз читаю надпись на следующем саркофаге. А потом – ещё раз. И ещё. Потому что не могу понять. И поверить.
