А. Азимов - Роботы утренней зари
— Как я понимаю, нечто вроде этого случилось с Джандером Пэнелом? Он встретился с противоречием в словах, и мозг его сгорел?
— Похоже на то, хотя это не так легко сделать, как во времена Сьюзен Келвин. Может быть, из-за этой легенды роботехники всегда затрудняют возможность возникновения противоречий в мозгу робота. Поскольку теория позитронного мозга становится все более тонкой, а практические проекты — все более ухищренными, были созданы исключительно удачные системы для всех ситуаций, могущих иметь неадекватное решение, так что любое действие всегда можно перевести как повиновение Первому Закону.
— Значит, вы не можете сжечь мозг робота. Вы это имеете в виду. Исключительно удачные системы, о которых я говорил, тем не менее, никогда не бывают полностью удачными. Не могут быть. Как бы тонок и сложен ни был мозг, всегда есть какая-то возможность создания противоречий. Это основная математическая истина. И шанс на возникновение противоречия никогда не удается свести к нулю. Тем не менее, этот шанс настолько близок к нулю, что довести мозг до умственного замораживания может только очень знающий теоретик.
— Вроде вас.
— Вроде меня. А в случае человекоподобного робота — только я.
— Или вообще никто, — иронически заметил Бейли.
— Или вообще никто. Это уж точно, — сказал Фастольф, игнорируя иронию. — Человекоподобные роботы конструируются с намеренной имитацией человека. Позитронный мозг очень нежен и так же хрупок, как и человеческий. Как у человека может быть удар от какого-либо неожиданного события, удар изнутри, без вмешательства внешнего чисто физического эффекта, так и человекоподобный мозг может от случайных бесцельных движений позитронов впасть в умственное замораживание.
— Вы можете это доказать?
— Я могу это доказать математически, но лишь тем, кто понимает математику, и не все согласятся, что рассуждение это веское. Оно включает некоторые мои предположения, которые не соответствуют обычной манере мыслить в роботехнике.
— Какова вероятность самопроизвольного умственного замораживания?
— Если взять, скажем, сто тысяч человекоподобных роботов, то с одним из них за время жизни аврорца может случиться такое. Но может и раньше, как случилось с Джандером.
— Послушайте, доктор Фастольф, если вы убедительно докажете, что самопроизвольное умственное замораживание может произойти вообще, это не будет доказательством, что такая вещь случилась с Джандером в частности.
— Нет, — согласился Фастольф, — вы правы.
— Вы, величайший роботехник, не можете доказать этого в частном случае с Джандером.
— Вы опять-таки правы.
— Тогда почему вы надеетесь на меня? Что я могу сделать, если я ничего не смыслю в роботехнике?
— Тут ничего и не нужно доказывать, достаточно представить версию, что именно могло вызвать самопроизвольное умственное замораживание, предположение, приемлемое для широкой публики.
— Например?
— Не знаю.
— Вы уверены, что не знаете? — резко спросил Бейли. — Позвольте мне указать вам на одну вещь. Я думаю, аврорцы в основном знают, что я приехал на эту планету с целью взяться за вашу проблему. Трудно было бы привезти меня сюда тайно, учитывая, что я землянин, а это Аврора.
— Да, конечно, я и не пытался это сделать. Я посоветовался с Председателем Совета и убедил его дать мне разрешение привезти вас. Таким образом, я добился отсрочки суда. Вам дается шанс раскрыть тайну до того, как я предстану перед судом. Я сомневаюсь, что отсрочка будет долгой.
— Я повторяю: аврорцы знают, что я здесь и предполагаю разрешить загадку смерти Джандера.
— Конечно. Другой причины не могло быть.
— И с тех пор, как я ступил на корабль, вы держите меня под замком, и охраняете, чтобы ваши враги не попытались устранить меня, словно я какой-то волшебник и обязательно приведу вас к победе, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства.
— Боюсь, что так.
— А допустим, что кому-то из ваших врагов удалось убить меня. Не окажет ли это вам пользу? Не скажут ли люди, что ваши враги сами считают вас невиновным, иначе они не боялись бы расследования и не стремились бы убить меня?
— Довольно сложное рассуждение. Полагают, что ваша смерть, правильно организованная, могла бы послужить такой цели, но этого не произойдет. Вы под защитой, и вас не убьют.
— Но зачем защищать меня? Почему не позволить убить меня и использовать мою смерть как путь к победе?
— Я предпочел бы, чтобы вы остались в живых и действительно продемонстрировали бы мою невиновность.
— Но вы знаете, что я не могу этого сделать.
— А вдруг сможете? У вас есть стимул: от вашего дела зависит благополучие Земли, и, как вы сами сказали, ваша карьера.
— А что толку в стимуле? Если вы прикажете мне взлететь под потолок, угрожая в случае неудачи мучительной смертью, стимул у меня будет, но взлететь я все равно не смогу.
— Я знаю, что шансы очень малы, — неохотно сказал Фастольф.
— Вы знаете, что их не существует, — яростно сказал Бейли, — и только моя смерть может спасти вас.
— Ну, тогда я не буду спасен, поскольку забочусь, чтобы мои враги не дотянулись до вас.
— Но вы можете дотянуться до меня. Вы сами могли бы убить меня и подстроить дело так, будто это сделали ваши недруги. Тогда вы могли бы использовать мою смерть против них. Вот почему вы привезли меня на Аврору.
Фастольф с удивлением поглядел на Бейли, злоба исказила его лицо до неузнаваемости. Схватив прибор для пряностей, он высоко поднял его и размахнулся, чтобы швырнуть им в Бейли.
Бейли, полностью ошеломленный, мог только откинуться на спинку стула.
Глава 5
Дэниел и Жискар
Как ни быстро действовал Фастольф, Дэниел среагировал еще быстрее. Бейли, совершенно забывший о существовании Дэниела, смутно успел заметить рывок, услышал неопределенный звук, а затем Дэниел уже стоял рядом с Фастольфом, держа прибор для пряностей, и говорил:
— Надеюсь, доктор Фастольф, что я ничем не повредил вам?
Бейли все так же смутно отметил, что рядом с Фастольфом, по другой бок от него, стоял Жискар, а другие четыре робота теперь подошли от дальней стены к самому обеденному столу.
Слегка задохнувшийся, растрепанный Фастольф сказал:
— Нет, Дэниел, ты действовал отлично.
Он возвысил голос:
— Вы все действовали хорошо, но помните, что вы не должны были медлить, даже если я сам начинаю схватку.
Он, уже без всяких признаков раздражения, рассмеялся и снова сел, приглаживая волосы.
