Айзек Азимов - Основание
Изображение Хари Сэлдона потянулось в сторону, и книга вновь появилась у него в руках. Сэлдон открыл ее и произнес:
— Но как бы тяжело ни приходилось вам в будущем, запомните и передайте это вашим потомкам — путь выбран, и в конце концов вас ждет новая Великая Империя.
Взгляд Хари Сэлдона опустился на книгу, и внезапно великий образ исчез. В комнате загорелся по-прежнему ровный и яркий свет.
Хардин оглянулся и увидел, что на него с трагическим выражением лица и дрожащими губами смотрит доктор Пиренн. Голос председателя был твердым, но безжизненным.
— Вы были правы, как оказалось. Если вы придете в шесть часов вечера, Комитет проконсультируется с вами, что делать дальше.
Собравшиеся пожали Хардину руки и один за другим покинули комнату. Мэр улыбнулся. Будучи учеными, они научились признавать свои ошибки, но сейчас это было слишком поздно.
Хардин взглянул на часы. К этому времени все должно было закончиться. Люди Ли уже контролировали важнейшие пункты, и Комитет больше не мог отдавать распоряжения.
Первые корабли космического флота Анакреона прибудут завтра, но тут все предусмотрено. Через шесть месяцев они не посмеют диктовать свои условия.
Как сказал Сэлдон и как угадал Хардин еще в тот день, когда от Родрик сознался, Что в его государстве больше нет атомной энергии, решение первого кризиса было очевидным.
Чертовски очевидным!
Часть третья. Мэры
Четыре королевства… Название, данное районам провинции Анакреона, которые откололись от Первой Империи в ранние годы Эры Основания, чтобы организовать независимые и недолговечные королевства. Самым большим и могущественным из них стал сам Анакреон…
… Несомненно, наиболее интересным моментом истории для Четырех Королевств являлся тот странный общественный строй, который был насажден во время административного правления Сальвора Хардина…
Галактическая Энциклопедия
Депутация!
Увидев, как они идут, Сальвор Хардин почувствовал себя еще более раздраженным.
Иоганн Ли предлагал решительные меры.
— Я не понимаю, Хардин, — возмутился он. — Зачем мы теряем время. Они ничего не могут сделать до следующих выборов, по крайней мере законно, и это дает нам еще один год. Пошли их к чертовой матери.
Хардин поджал губы.
— Ли, ты никогда ничему не научишься. За те сорок лет, что я тебя знаю, ты так и не освоил великое искусство подкрадываться к противнику сзади.
— Это не мой метод борьбы, — проворчал Ли.
— Да, знаю. Наверное, поэтому ты и стал тем единственным человеком, которому я доверяю.
Хардин замолчал и потянулся за сигаретой.
— Мы прошли долгий тридцатилетний путь с тех пор, как совершили переворот и скинули энциклопедистов. Я становлюсь старым. Ты когда-нибудь задумывался, как быстро пролетели эти тридцать лет?
Ли фыркнул.
— Я не чувствую себя старым, хотя мне уже 66.
— Да, но у меня с пищеварением похуже.
Хардин лениво посасывал сигару. Он уже давно перестал мечтать о чудесном мягком табаке Веги, который курил в молодости. Те дни, когда Терминус торговал с каждой областью Галактической Империи, давно, как и молодость, канули в Лету — туда же, куда и сама Галактическая Империя направлялась медленно, но верно. Хардин подумал о том, кто же сейчас новый император, если, конечно, он вообще был. И если сама Империя еще существовала. Великий Космос! Уже целых тридцать лет минуло с тех пор, как здесь, на краю Галактики, нарушились коммуникации и весь мир стал включать в себя лишь Терминус и четыре соседних королевства.
Как низко пало былое величие! Королевства! В добрые старые времена они были протекторатами и все же являлись частью одной и той же провинции, которая в свою очередь была частью сектора, который в свою очередь был частью квадранта, который в свою очередь был частью всеобъемлющей Галактической Империи. А сейчас, когда Империя потеряла контроль над окраинными участками Галактики, эти маленькие разрозненные группки планет стали королевствами со своими королями и дворянами, похожими на героев мыльных опер, глупыми бесполезными войнами и жизнью, которая воцарилась среди руин.
Упадок цивилизации. Утеря атомной энергии. Наука, оставшаяся только в мифах до тех пор, пока не вступилось Основание. Основание, которое Хари Сэлдон заложил здесь, на Терминусе, именно для этой цели.
Ли стоял у окна, когда его голос вмешался в тайные думы Хардина:
— Эти сосунки прибыли в спортивном автомобиле последней модели.
Он сделал несколько неуверенных шагов к двери, потом взглянул на Хардина. Тот улыбнулся и махнул рукой.
— Я приказал, чтобы их привели ко мне.
— Сюда? Ха, это еще зачем? Ты заставишь их воображать о себе невесть что.
— С какой стати выполнять все эти официальные процедуры приема у мэра? Я становлюсь слишком стар для формальностей. И, кроме того, лесть очень полезна, когда имеешь дело с молодежью. В особенности, если это тебя ни к чему не обязывает.
Хардин подмигнул.
— Садись, Ли, ты окажешь моральную поддержку, которой мне не будет хватать с этим молодым Сермаком.
— Сермак, — тяжело сказал Ли. — Он опасен. У него есть последователи, так что нельзя недооценивать его.
— Разве я когда-нибудь кого-нибудь недооценивал?
— Тогда подпиши приказ о его аресте. Причину можешь выдумать потом.
Хардин не обратил внимания на этот последний совет.
— Вот и они, Ли.
В ответ на сигнал он нажал ногой на кнопку, и дверь отворилась.
Вошла депутация из четырех человек, и Хардин вежливым жестом пригласил их занять кресла. Молодые люди поклонилась, сели и стали ждать, пока мэр заговорит первым.
Хардин открыл причудливо изогнутую крышку коробки для сигар, которая в те далекие и давно ушедшие дни принадлежала Джорджу Фара из старого Комитета Энциклопедистов. Это была редкой работы имперская шкатулка с Сантани, однако сигары в ней теперь лежали местные.
Один за другим, очень торжественно, словно выполняя некий сложный ритуал, все четверо взяли сигары и раскурили их.
Сэф Сермак, сидевший вторым справа, был самым молодым и наиболее интересным. Его неопределенного цвета глаза глубоко запали, лицо украшали аккуратно подстриженные рыжие усы. Остальных трех членов депутации Хардин тут же сбросил со счетов — они явно не умели думать сами. Мэр сосредоточил все свои мысли на Сермаке, который, будучи еще в первый раз избранным в Городской совет, умудрился перевернуть все вверх дном, причем не один раз. Именно к нему Хардин и обратился: