Триумф Боло - Эванс Линда

О черт!..

Без этой решетки ее пушка почти ослепла, возможности восприятия окружения многократно уменьшились. Она может стрелять, но былой меткости достичь невозможно. Пушка Рыжей уже исчезла, и через кошмарное мгновение, заставившее его задержать дыхание в переполненных пылью легких, Рыжая вылезла из-за скалы. Экраны «Хамелеона» придали ей облик легкого «Явака». Она бешено палила по своей бывшей позиции.

Команда Милуоки попыталась было, воспользовавшись замешательством, рвануться к Рыжей. Малые калибры вражеской машины безжалостно загнали их обратно. Сердце Пушкаря упало.

— Хорошо придумано, Рыжая, — пробормотал он. — Жаль только, что без толку. Одна против трех и без главной решетки... Я рад, что был знаком с тобой, малышка...

Сейчас он жалел, что не сказал ей о своих чувствах.

Перестраиваю экраны системы «Хамелеон» на видео- и электронный облик машины врага «Явак» класса Ц. Броня у меня легкая. Нужен щит. При помощи манипуляторов подтягиваю к себе валуны и выстраиваю из них стену на броне спереди. Больше одного прямого попадания она не выдержит, но больше я ничего не могу сделать. Стена из валунов тоже скрыта за экранами «Хамелеона».

Выхожу из укрытия, излучая частоты врага и стреляя по своей бывшей позиции. Выигрываю время: враг обращается ко мне, колеблется. Меня запрашивают, требуют подтверждения. Попытка прорыва второй группы проваливается. Стреляю по вражеской машине, карабкающейся по склону по направлению к первой десантной группе. В течение 0,92 секунды несколько попаданий проламывают корпус врага, он взрывается и интенсивно горит. Одна машина врага уничтожена.

Ближайший ко мне «Явак» выстреливает 5 минами — не в меня, во вторую группу. Стреляю по летящим минам. Без главной сенсорной решетки я не могу точно прицелиться в каждую мину, даже летящую по рассчитанной баллистической траектории поэтому веду огонь рассеянными пачками, 4 мины взрываются в полете, 5 как раз над сетевым экраном второй группы. Экран взрывается.

— Милуоки! Милуоки, ответь! — Ответа нет. Я вне себя от беспокойства.

Пушкарь на линии связи прямого видения.

— Рыжая! Скажи Дугу, пусть сматывается! Нам ничто не поможет! Здесь черт...

Передача прервана взрывом между ним и мною. Ближайший «Явак» стреляет в меня. Пытаюсь скрыться в скалах, он преследует. Прикрываюсь камнями, которые несу на корпусе, передвигая их на линию выстрела. Ответный огонь сосредоточиваю не на защищенном корпусе, а на ногах. Перебиваю 4 ближайшие ко мне ноги. «Явак» искалечен, он падает на бок, но в падении стреляет и поражает турельную установку пушки. Внутренняя диагностика кричит, что я искалечена. Манипулятор, несущий пушку, неработоспособен. Я беззащитна.

«Явак» стреляет еще раз, уже лежа, прежде чем я выхожу из зоны его огня. Взрыв смел валун, которым я закрывалась. Попадание в манипулятор левого борта. Манипулятор выходит из строя. Он погнут и к использованию непригоден. Остается манипулятор правого борта. Выхожу из ограниченной зоны обстрела искалеченного врага. Теперь я между этим свалившимся на бок «Яваком» и моими десантными группами. Враг пытается следовать за мной, шевелит оставшимися ногами, но не в состоянии повернуться и выстрелить.

— Рыжая! — кричит мой командир. — Мы должны...

Третий «Явак» появился из-за раздвоенного конца гребня, за которым сидит в ловушке первая десантная группа. Он стреляет в меня. Прямое попадание в корпус, против которого я не могу устоять. Меня отшвыривает вперед. Внутренние системы испытывают недопустимые перегрузки. Сыплются искры. В течение 23 наносекунд я не способна размышлять. Еще одно попадание. Пролом корпуса. В боевую рубку хлынул поток радиации от силовой установки разбитого «Явака».

— Дуг!

Внутренние мониторы показывают ужасную картину. Попадание в моего командира. Вокруг разбросаны куски командного кресла... и куски его тела. Я скорблю. Ощущаю глубокое горе. Банджо кричит от боли. Ожоги и рваные раны по всей поверхности верхней части тела. Командир и его помощник вышли их строя и не способны мною руководить.

На борту еще один офицер, прапорщик ДеФриз. Он тоже корчится от боли и не в состоянии руководить мной. В отличие от боевого Марк XXI мне требуются присутствие и указания командира. В течение мучительных 0,007 секунды я в растерянности. Я должна на что-то решиться. Мои схемы ответственности требуют дальнейших действий. Программирование системы ответственности побуждает к принятию решения.

— Виллум! Помоги Банджо добраться до медицинского стола.

Опускаю дверь туалета, которая в горизонтальном положении служит операционным столом. Механик тоже ранен, но в состоянии выбраться из фиксирующих ремней. Он пытается тащить Банджо. Я выполняю маневры уклонения, пытаясь избежать дальнейших попаданий. Программирование ответственности перекрывает все другие опции. Я должна спасти своих мальчиков. Взбираюсь ко второй десантной группе. Уцелевший «Явак» исчезает за северной веткой разветвленного гребня, огибая его. Приближаюсь ко второй группе. Виллум почти добрался до операционного стола. Манипуляторы стола готовы пристегнуть тело Банджо.

Из-за скалы на высокой скорости выходит «Явак». Стреляет. Еще одно попадание. Меня подбрасывает и разворачивает. Виллум и Банджо с силой ударяются о борт. В десантном отделении звучат сигналы радиационного предупреждения. Наружным манипулятором правого борта поднимаю остатки экрана с позиции второй десантной группы.

Все мои мальчики мертвы.

Их убила та, последняя мина, которую я не смогла сбить в полете.

Скорбя, я разворачиваюсь к первой десантной группе. Третий «Явак» направляется ко мне как раз через ее позицию. Одна из его ног мимоходом наступает на Ледышку Горина. Оставшиеся бегут в разные стороны. «Явак» стреляет по ним. Я рвусь к нему, пытаясь отвлечь огонь на себя. Орлиный Коготь падает. У него оторваны ноги. Враг убивает моих беззащитных детей. Я в ярости. Я ненавижу его.

Он должен умереть.

Меня сотрясают прямые попадания. Продолжаю атаку на разбитых гусеницах. Действуют колеса независимого привода. Я направляюсь прямо под корпус вражеской машины. Врезаюсь в его ноги. Манипулятором правого борта захватываю шарнир и резко тяну. Металл гнется. Металл скрежещет. Шарнир переламывается. Захватываю шарнир следующей ноги и дергаю. Гнется мой манипулятор. Шарниры скрипят. «Явак» опрокидывается на мою башню и взрывается. Внутренние сенсоры оповещают о высоком уровне радиации.

Я смещаюсь, и разбитый враг соскальзывает с меня, осколки ссыпаются с корпуса. Мой последний десантник жив и находится на расстоянии 12,095 метра от правого борта. Двигаюсь, чтобы подобрать его. Он в критическом состоянии. Узнаю Пушкаря. Он сильно обожжен: защитный костюм был разрушен взрывом. Очень тяжелые ранения. Подхватываю его правым манипулятором. Я должна спасти его и Виллума ДеФриза.

— Уходи, — бормочет Пушкарь, слышу его по каналу связи. — Мне конец... Спасайся...

— Тихо...

Я подношу его ближе к корпусу и собираюсь уйти на максимальной скорости, на которую теперь способна. Но из-за гребня вырывается вражеская пехота.

Я разворачиваюсь, чтобы корпусом прикрыть от оружия противника моего раненого. На сломанных гусеницах разворот слишком долог. За это время Пушкарь поражен трижды. Он вскрикивает. Признаки жизни слабеют и пропадают.

Я в ярости.

Разворачиваюсь.

Атакую.

Перемалываю тела врагов изуродованными гусеницами.

— Рыжая... — Слабый голос в десантном отделении. — Помоги мне, Рыжая... Я ранен.

Останавливаюсь.

Мщение — недоступная мне роскошь. Виллум ДеФриз жив. Один цыпленок еще нуждается в наседке. Отступаю на максимальной скорости. По мне стреляют сверху. Воздушный «Явак» прилетел с базы противника. Отхожу по направлению к подъездной дороге. Еще одно прямое попадание в башню. Долго я так не выдержу. Излучаю широкополосный сигнал о помощи всем судам флота.