Александр Карнишин - Ксеноисторик Маркс
"Может быть, они ждут какого-то действия от меня?" — подумал Маркс.
Но барон и баронесса и молодой баронет даже не смотрели на него, только молоденькая внучка изредка стреляла глазками, а потом снова опускала их перед собой, на пустой стол.
Дон-н-н-н-н-н-н-н…
Тяжелый удар гонга, казалось, сотряс стены и перевернул все внутренности Маркса.
В установившейся тишине сел барон. Через секунду села баронесса. Еще через секунду — баронет.
"Все понятно,"- подумал Маркс. — "По старшинству, подчеркивая очередность". Значит, его очередь, как гостя — последняя. Но внучка барона не садилась, продолжая кидать на него взгляды. Что такое? Он — главнее родни?
Маркс осторожно шагнул вперед и плотно сел на стул. Через секунду сидели все. Еще минута молчания. Новый удар гонга.
Медленно со скрипом отворилась дверь. Вроде, раньше она не скрипела? Из темного коридора по одному стали входить слуги в черном, разнося блюда ужинающим. Простые коричневые глиняные блюда, даже не фарфоровые. Простые стальные приборы — никакого серебра и золота. Но зато на блюдах на огромных листа салата — господи, опять зелень, подумал, было, Маркс — лежали пышущие жаром, ароматные, стреляющие жиром толстые ломти мяса.
Барон с улыбкой смотрел на счастливое лицо Маркса. Потом указал взглядом на него своим родным, и все тоже стали улыбаться. Радостно улыбаться, без ужимок и дипломатических вывертов. Просто радоваться за человека.
— Я уж думал, — поднял глаза Маркс, — что у вас нет мяса. Совсем нет.
— Да кто бы вас пустил в такое баронство, где совсем нет мяса? Что вы, дружище Маркс! Мы — крепкое баронство. Мяса у нас много. И для себя. И для почетных гостей, которые могут стать нашими родственниками. Ирма, как он тебе?
— Симпатичный, — прошептала, покраснев внучка.
Ирма, значит. Маркс присмотрелся к девчонке. Лет семнадцать, наверное. Не красавица, конечно, но кровь баронская видна. Аристократка.
— А что это?
— В смысле?
— Ну, из кого? — Маркс показал на стоящее перед ним блюдо.
— А, в этом смысле. А у вас там что едят? На вашей Земле?
— Ну, говядину, свинину там, баранину еще…
— Фу, какие гадости он говорит, дедушка.
— Ну, правда, дружище Маркс… Вы бы при женщинах хоть… Ну, некрасиво это.
— Но тогда это…
— Конечно же, конечно, дружище Маркс! Вот мы и подошли к главному, к настоящей преемственности! Вы там, на Земле, дошли до такого дикого состояния, что едите грязных вонючих животных, уподобляясь им самим и тому, что поедают они. Не зря же даже в старинной Библии был запрет на свинину, помните? Мы пошли дальше. Наши люди не едят животных. Совсем.
— Как? А это?
— Это — венец божьего творения. Это — подобие бога на земле. Это — преемственность поколений на генном уровне. Это — чистейшая кровь аристократов за многие века. Это… Да что там… Знакомьтесь. Дедушка, это Маркс. Он теперь наш. Маркс — это дедушка. Ну, приступим? Да что с вами, дружище Маркс?
***
— Приезжий Маркс! К ужину вас зовут, разговоры разговаривать.
Маркс оторвался от записной книжки, куда частично наговаривал, а частично писал впечатления от последних встреч с "туземцами". Он так и писал "туземцы", а за ним по его отчетам так стали называть местных жителей и на станции. Конечно, по всем признакам, по всем анализам, которые удалось сделать, это были далекие родственники прилетевших исследователей. И уж никакие они не туземцы. Не было на этой планете гуманоидов. Никаких следов. А сами "туземцы" жили малыми общинами в наиболее плодородных областях теплой планеты.
Маркс и его коллеги были уже второй экспедицией. Первая собрала образцы, дала название планете и быстро ретировалась, обнаружив разумную жизнь. Все по Кодексу — с инопланетниками общаться положено только специалистам. Только ксеноисторикам и ксенобиологам.
На удивление их прилет встретили здесь совершенно спокойно, как само собой разумеющееся дело. Отсюда и пошли расспросы Маркса о прошлом этой земли, и в дальнейшем его вывод о родстве землян и такой редкой неземной цивилизации.
Цивилизации? Маркс с кряхтением распрямил спину, сделал несколько приседаний, нагнулся пару раз. Тяжело все же без привычки — на корточках весь день.
По "поселку", как он называл поселение, Маркса никто не сопровождал. Это тоже было странным. Он хорошо помнил последнюю свою экспедицию, после которой долго лечился. Целый год его не допускали к работе. Тогда, теперь-то он мог спокойно вспоминать это, каждого из них всегда сопровождала целая свита. И развитие той цивилизации было куда как выше…
Он подошел к циновке, загораживающей вход в длинный общий дом, кашлянул при входе.
Циновка отлетела в сторону:
— Маркс, дружище! — улыбался сын местного "вождя" (и это слово исследователь всегда писал в кавычках, так и не поняв до конца, как следует называть того, кому, казалось, все здесь подчинялись). — Заходи, мы не начинали без тебя!
При первом знакомстве они потребовали его полное имя и фамилию, допытывались об отчестве, потом долго обсуждали, как обращаться к гостю, наконец, спросили — не будет ли он обижаться на Маркса? Нет? Очень хорошо. И теперь он в этом "поселке" просто Маркс.
Пригнувшись, оказывая уважение очагу и присутствующим, Маркс шагнул в полусумрак длинного дома. Дом действительно был длинным — метров двадцать, не меньше. Что-то подобное было у северных племен на Земле. Но на Земле так строили из-за суровости климата, из-за зимних холодов, закапываясь в почву по самую крышу. А тут всегда тепло, и дом стоит, обдуваемый всеми ветрами. В нем прохладно, потому что есть чердачное пространство, отделяющее крышу от потолка. И еще, потому что вход и выход — напротив друг друга. Циновки покачиваются от легкого сквознячка. Дым из очага быстро рассеивается, а вот запахи пищи почему-то остаются. В животе сразу громко заурчало.
Маркс засмущался, но его встретили смехом и криками. Никто не поднимался с циновок, лежащих на полу, но все улыбались ему, махали руками, кто-то кланялся, чуть не до земли доставая лбом, а "вождь" радушно показывал на место рядом с собой.
— Здравствуй, Маркс!
— Здравствуй, Илич!
Люди здесь здоровались при каждой встрече. Маркс уже выяснил, что это не просто привычное приветствие, а настоящее пожелание здоровья. И если говорят при прощании "до свидания", значит, новая встреча обязательно состоится. А если желают удачи, то совершенно искренне. Здесь, подумал Маркс, просто нельзя не быть удачливым и здоровым.
Он прошел к месту рядом с "вождем", начал устраиваться, тщательно сворачивая ноги кольцом, но сосед, весело рассмеявшись, дернул Маркса за ногу, которая тут же провалилась под циновку.
