Брайан Олдисс - Не спросил даже, как меня зовут
И она не отказывала в ласках своим воздыхателям. Нельзя сказать, чтобы она была чувственной женщиной. Но она любила, чтобы ее видели полностью обнаженной, чтобы ее лапали и слюнявили. И при этом она лежала совершенно неподвижно, как одно из тех тел, которыми она занималась.
Ее брат, находясь наверху, в сторожевой башенке, наблюдал за происходящим внизу через специальное окошко. Он видел, как она лежала, приняв ту же позу, что и трупы во время морского погребения, а мужчины приходили, чтобы обладать ею. Это зрелище доставляло Нефрики меланхолическое удовольствие. Он видел — ибо таковы были обычаи Толана, — что это повышает престиж его сестры.
Временами Антариду навещал мужчина, которого Нефрики очень боялся, судья Икану. Этот человек с темным лицом был главным представителем закона в городе, и Нефрики отчитывался перед ним о своей работе. Власть Икану распространялась на все пределы города. Икану мог лишить Нефрики его поста, либо приговорить к смерти за самое пустячное нарушение закона.
Лицо судьи выражало жестокость. Его лысый череп покрывали жилы, и это выглядело так, будто мозг проступает наружу. Когда Икану возлагал свое грязное тело на тело сестры Нефрики, в дверях, перед домом, сидел его дикий пес, охранявший хозяина. Однажды, когда пес увидел Нефрики, выглядывавшего из чердачного проема, он прорычал «Берегись!» голосом таким же низким и ужасающим, как голос его хозяина. Пес питался мясом, хозяин придерживался диеты из вина и мелких насекомых.
Временами Нефрики позволял своим мыслям возвратиться в прошлое. Тогда он вспоминал Эталиту, любовь своей ранней молодости. Эталита стояла выше его в общественной иерархии. Им нельзя было любить друг друга. Если бы кто узнал о их чувствах, обоих — Нефрики и Эталиту — ожидала бы смерть. Быть может, именно угрожающая опасность и привела к тому, что их страсть была такой сильной. Тогда Нефрики способен был еще любить. Чувство целиком захватило его душу. Он жаждал только одного — овладеть Эталитой и отдать ей себя в полное владение, душу и тело.
Встречаться они могли лишь, когда тьма царила над миром. Однажды ночью, когда тучи не закрывали звезд, они встретились на берегу моря и шли босиком, держась за руки. Они тихо и серьезно беседовали о вещах, о которых обычно говорят любовники — эти разговоры были исполнены чувства, но после, при свете солнца, Нефрики не мог вспомнить ни единого слова, как ни старался.
Эталиту переполняли счастье и красота этой минуты. Она подвернула длинную юбку и вошла в воду, которую серебрил блеск Млечного Пути. Она позвала за собой Нефрики.
Ни о чем другом он не мечтал. Но не успел. Перед Эталитой внезапно выросла темная фигура и втянула ее под воду. С криком он бросился ей на помощь.
Когда она всплыла, море покраснело от крови. Обе ее ноги были отрезаны почти на высоту колена. Отрезаны ровно и чисто, ибо не акула бросилась на нее, а боевая машина, ушедшая далеко в сторону от своего курса, — проклятый продукт разрушенного мира.
Эталита умерла раньше, чем Нефрики донес ее до дома. Его сестра залепила раны на культях ног и приступила к погребальному обряду, касаясь ловкими руками, внимательными пальцами каждого участка мертвого тела. Потом, поскольку Эталита нарушила закон своего общества, то, что от нее осталось, было выброшено на свалку. Тогда в Нефрики произошла какая-то перемена.
Эти воспоминания вернулись к нему, когда он, сидя в своей сторожевой башне, разглядывал лежащее внизу тело сестры. Но тут же сгинули при звуке камня, упавшего где-то в горах, так далеко, что только ухо Нефрики способно было этот звук уловить.
Нефрики тотчас был снова готов стать на страже своего общества. Он соскользнул вниз, взял лук и колчан, полный стрел, стоявшие у дверей, а после двинулся в сторону густых кустарников, в которых мог укрыться. Карабкаясь по скалам, он быстро очутился на хребте полуострова. Впереди что-то двигалось. Между распяленными, как зонты, соснами он увидел группу мужчин. Высоко над их головами кружили выдрессированные Икану зловещие птицы и искусственными голосами верещали врагам: «Убирайтесь! Убирайтесь!»
В Городе были и другие стражники, которых Нефрики мог бы вызвать. Для этого у него была специальная пищалка с очень пронзительным звуком. Но Нефрики был настолько уверен в себе, что мысль эта даже не возникла в его голове. Он возбужденно ждал мгновения, когда сможет убивать.
В последние годы в горных хребтах Греции снова появились львы и волки. Нефрики двигался так же бесшумно, как они. Продвигаясь вперед, он видел, что к нему приближается группа из пяти мужчин. Первым шел разведчик, крадущийся с большой осторожностью, — за его перемещением труднее было следить, чем за перемещением идущих за ним четверых. Один из четверки был, несомненно, предводителем. Он ехал на чем-то вроде машины с ногами, которая тихо скрипела на ходу. Остальные трое тянулись за ним с ожесточенностью и терпеливостью подчиненных. Разумно было сначала убить предводителя.
Это был гордый мужчина. Взгляд дерзкий, выдающийся подбородок чисто выбрит. Он уже заметил Совершенное Место, эту сверкающую у моря игрушку. Голову предводителя закрывал шлем с маской, предназначенный, скорее всего, для защиты от вредных излучений. На плече у него был карабин.
Кружившие над соснами зловещие птицы продолжали кричать свое: «Убирайтесь! Убирайтесь!»
Нефрики сильной рукой уперся в скалу, напряг мышцы и ждал без единого движения, пока разведчик не пройдет мимо него на расстоянии пары ярдов. После этого он положил стрелу на лук. Немного приподнялся и изо всех сил натянул тетиву.
Небольшой отряд на минуту скрылся за кактусами. Когда он снова появился в поле зрения, Нефрики выпустил стрелу. Она мчалась к цели, свистом воспевая собственную скорость и силу. Она пробила тонкий металл, защищавший грудь предводителя, и затихла между двумя ребрами.
Мужчина умирал, не испуская ни звука. Видимо, он был человеком, не знающим колебаний. Подстреленный, он без раздумья свалился со своего экипажа. Его голова ударилась о землю и изо рта хлынула кровь, струйками затекая под шлем.
Нефрики выпустил вторую стрелу и помчался вперед, не проверяя, достигла ли она цели. Пробегая между валунами, он забросил лук за плечо и извлек из ножен короткий меч. Он рвался в бой с остальными врагами.
«Убирайтесь!», — кричали птицы. Один из оставшихся в живых солдат был слишком ошеломлен, чтобы стрелять. Другой навел свое самонаводящееся оружие и выстрелил. Сосна над головой Нефрики полыхнула языками пламени. Нефрики рубанул мечом и отсек стрелявшему правую руку. Оставшийся в живых повернулся и бросился наутек. Тяжело дыша, Нефрики поднял солидный овальный камень и метнул вслед убегающему врагу. Нефрики услышал тупой звук камня, ударившего в кость, и тут же свист пронесшейся мимо пули. Это возвращался разведчик.
