Михаил Кривич - Пора - не пора
"Рекорд" закончил изучение обшивки. Повернулся на корундовых каблучках и ошалело огляделся по сторонам. На северо-северо-западе шевельнулись кусты, и он неуверенным шагом, то и дело оборачиваясь, направился туда, но потом передумал и дважды обошел капсулу. Он был один.
"Рекорд" ткнул правым манипулятором себе в бок и включил индивидуальный носовой локатор. Прибор ожил, рыскнул вправо-влево, но сигнальная лампа не загорелась. Робот растерянно стоял на поляне, не зная, что предпринять. Наконец, он решился, отключил бесполезный локатор и напролом ринулся через кусты.
- Что за чертовщина... - пробормотал Директор, - куда они все подевались? Почему нет звука?
Он повернул до отказа сперва ручку яркости, потом ручку громкости. Ни единого движущегося пятна, ни единого шороха. Сознавая бесполезность своих действий, Директор закричал в микрофон:
- Семен Прокофьевич! Лялька! Дик!
Ответ мог прийти лишь через час, если мог прийти вообще. А пока осталось только ждать.
- Поторопились мы с талонами, - невесело обратился Директор к Психологу. - Что у них могло случиться? Почему разбежались? Объясните мне, это ведь по вашей части.
Психолог не успел ответить, потому что на экране одновременно показались все члены экипажа. Они выскочили из кустов, как ошпаренные, и помчались к капсуле, будто за ними гнались дикие звери. Последним бежал тучный Семен Прокофьевич.
Какая-то опасность была налицо. По аварийным правилам, группа обязана была укрыться в капсуле и задраить люки. Однако, подбежав к аппарату, все внезапно успокоились. Они стояли кучкой, беседовали по внутренним телефонам, Лялечка смеялась и обмахивалась платочком, словно ничего не случилось.
- Кажется, пронесло...
Не успел Директор сказать это, как снова на экране началась сумятица, а потом все, кроме Семена Прокофьевича, исчезли из поля зрения.
Восточная мудрость гласит: тот, кто воспитает самоорганизующегося робота, может считать себя мужчиной. Сделав скидку на излишнюю цветистость и образность, присущую восточным изречениям, надо все же признать, что воспитание роботов - дело ох какое хлопотное.
Едва сборщик завинтит последнюю гайку, едва испытатель впервые щелкнет тумблером "вкл-выкл", безжизненная кукла превращается в шкодливого щенка. Новорожденные роботы с визгом носятся по сборочному цеху, дерутся, ревут, ябедничают сборщику-воспитателю. Они отпаивают друг у друга транзисторы, портят питание, лезут без спроса в запоминающие устройства, рвут магнитную ленту или записывают на нее всякую чушь - популярные песенки и недетские анекдоты. Если же в цехе есть электрические розетки, эти юные проказники присасываются к ним, как пиявки, а потом куролесят без удержу. Да, нелегко вырастить и воспитать роботов...
Авторы отдают себе отчет в том, что здесь совершенно неуместно поднимать всерьез проблему воспитания роботов. Это скорее дело солидных машинно-педагогических изданий. И все-таки обойти эту проблему молчанием мы не можем. Бытующий к ней подход совершенно неверен.
Посудите сами. В первые дни и месяцы жизни, когда должен закладываться характер роботов, они находятся на попечении неопытных сборщиков-воспитателей, которые еще совсем недавно сидели на студенческой скамье. В каждой группе собирается по двадцать-тридцать младенцев, потому что педагогов не хватает, и какими бы благими ни были побуждения воспитателя, он успевает проследить лишь за рациональным питанием да сохранностью своих питомцев. А предстартовая подготовка может лишь сгладить, но не устранить шероховатости начального обучения. В общем, сложившаяся практика требует скорейшего вмешательства нашей педагогической общественности.
- Ну что, отец-педагог, выучил на нашу голову? - сурово сказал Директор смущенному Психологу. - Вот тебе и серийное воспитание!
К этому времени история повторилась. Одинокий Семен Прокофьевич, покончив с осмотром обшивки, побродил по экрану, скрылся и через минуту вновь вбежал в кадр во главе мчащейся оравы. Его толстая добродушная физиономия светилась бездумным самодовольством. И вновь никакой погони!
Члены экипажа еще топтались у капсулы, а Психолог уже знал, что будет дальше: все исчезнут, один уставится на обшивку...
Цикл поведения был налицо. Но что побуждало их неотступно следовать этому циклу, не имеющему никакого отношения к программе? Опасность? Некий стимулятор, приманка, источник удовольствия? Нет, все-таки поведение экипажа подчиняется какому-то закону, они действуют по каким-то правилам. Но по каким? При подготовке им таких правил не задавали...
Значит, экипаж во имя неизвестной цели сам добровольно установил эти правила. Искусственные правила, набор условностей, что-то вроде чайной церемонии или свадебного обряда. И самое непонятное - итог всей этой странной деятельности доставлял экипажу удовольствие. Несмотря на то, что даже кратковременное отсутствие связи должно было вызвать отрицательные эмоции, защитную реакцию вплоть до общей тревоги.
А эти олухи блаженно улыбались!
- Выучил на свою голову... - печально согласился Психолог, с тоской уставившись на экран и видя, как разбегаются его воспитанники, оставив на поляне беззащитную Ляльку.
...Лялечка стояла лицом к обшивке, прикрыв лицо узкими ладонями. Она слышала за спиной затихающий топот ног. Ей очень хотелось обернуться, она с трудом сдерживала себя. Все быстрее и быстрее, проглатывая звуки, Ляля считала вслух:
- ...четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнац, осьмнац, двятнадц, двадтц!..
Пора - не пора, иду со двора!
