Алла Конова - Свет глубоких недр
Ошалело шарил больными глазами по светлой стене гранита. Что это? Темный провал — пещера. Лелька могла скрыться только там: понимала — назад ей не подняться. Искала тепла. Кремнистые источники горячие.
Протиснулся в лаз. И почувствовал: впереди гулкий мир мрака и бесконечных галерей. Душные испарения насытили воздух. Полумрак. Нет! Темнота! Сорвал защитные очки. Кровавые пятна перед глазами. Прикрыл веки, лихорадочно искал в кармане фонарик. Достал. Скудный луч скользнул бледным пятном по песчаному полу. Прыгнул вверх. И Вадим отступил, пораженный.
Из невидимого верха опускались искрящиеся хрустальные гирлянды, настолько неожиданные, что Вадим не сразу понял, что это. Вспомнил: только сублимация может дать столь прозрачные гигантские кристаллы.
Горячие пары источника замерзают, не переходя в жидкое состояние. Сзади сероватым пятном с корявыми краями зиял вход в пещеру.
Вадим закричал:
— Ле-ля!
Гулкое эхо на все лады повторило ее имя. Вадим вслушивался, как оно, долго перекатываясь, глохнет. Зашептал в микрофон:
— Саша! Саша! Она здесь. Координаты…
На песке опять следы. Они привели Вадима в узкий туннель. Здесь камни. Вадим ощупью двинулся по скользкому проходу. Сейчас он уже не мог определить: полумрак вокруг или полная темнота, впереди — широкая даль или тупик.
Глаза сдали. Глаза пылали. И когда боль становилась нетерпимой, прижимался лицом к мокрым холодным стенам. Испарения сгущались, их странный привкус давил виски.
— Ле-ля! Ле-ля! — бесконечное множество раз кричал Вадим. И замирал, ожидая ответа, стирал горящим лицом влагу со стен.
— А — я!.. — отзывались лабиринты. Теперь Вадим уверен — впереди не туннель, а очень много ответвлений.
Он не робкого десятка. Опасность горных перевалов возбуждала его, обостряла мысли и чувства. Но здесь… Может быть, частичная потеря зрения парализовала его деятельность и он, как кошмар, ощущал подземелье. Идешь — нет ему конца, а пришел — тупик… И не найти дороги назад. Но самое страшное — Лелька. Она и безысходность пещерных лазов.
— Саша! Саша, быстрее! — опять и опять звал Вадим.
4
Ребята подошли неожиданно быстро. Предупрежденные Вадимом, они нашли безопасный спуск. Вадиму пришлось остаться у входа. Он, мучительно переживая свою беспомощность, все прижимал и прижимал к глазам комья снега. Каждую минуту пытался смотреть. Ничего, кроме кровавой пелены.
— Ле-ля! Ле-ля! Ле-ля! — капала где-то вода.
— Ле-о-ля! Ле-оля! — вырывались пары из расщелин.
Сидеть… Ждать… Темнота рассеется… Холод на глаза…
Александр Павлович и Эдуард двинулись в глубину.
Первое ответвление. Повеяло холодом и гнилью… Она не могла свернуть сюда. Она шла к теплу. Или… Или увидела необычное.
Необычное обнаружил Эдуард.
Он шел впереди, ощупывая электрическим фонариком дорогу и стены.
— Что это?
Быстро наклонился. Но его опередил Александр. Он жадно ласкал пальцами опалесцирующую поверхность камня. Вернее, не камня, а край натека, прозрачного и даже в этом жалком свете переливающегося всеми цветами радуги.
— Опал… Благородный опал… — сдавленно шептал Саша. — Не гейзерит, а благородный опал! Не единичный камень, а целый окаменевший поток, слабо сияющий, как будто живой!
Эта драгоценная дорога слегка поднималась куда-то вверх.
Ничего удивительного нет в том, что здесь, в районе активной деятельности термальных вод, выделилась аморфная кремниевая кислота- опал. Из этого минерала слагаются горные породы — гейзерит. Но редкий благородный опал! Для его возникновения нужны особые условия.
Дорога кончилась… сиянием… Издали они заметили его овальное светящееся пятно.
Эдуард первым полез в узкую щель. Александр Павлович сразу же за ним.
И наконец свечение расширилось. Как будто вокруг не стены, а солнечное море… Даже глаза сощурились… Ребята выпрямились во весь рост. Тепло… Невесомые гирлянды льда исчезли. Странный вкус водяных паров не раздражает. Наоборот, кажется приятным. Только голова немного кружится.
Здесь, в глубине земли, не требовалось искусственного освещения. Приятный рассеянный, почти дневной свет. Небольшое помещение как бы расширяется в мутно сияющих стенах.
«Радиоактивность», — одновременно подумали они и одновременно оглянулись.
Светящаяся келья других проходов не имела.
— Ясно: ее здесь нет, — сказал Александр. — Вернемся потом. А сейчас — быстрее выбираться. Излучение может быть слишком сильным.
С досадой думал: «Нечем замерить. Как же я не захватил индикатор? Какие силы создали это все? И почему?»
— Саша! Посмотри, — остановил его у самого выхода Эдуард, — кто-то отколол недавно на этой отполированной поверхности кусок…
Стены пещеры действительно казались отполированными. И только в одном месте отколот правильный шестигранник, сантиметра в два длиной.
— А вот и камень инородный, как будто им отбито.
Эдуард притронулся рукой к месту скола и резко отшатнулся.
— Ток!
— Что такое, — оглянулся уже пробирающийся в лаз Саша.
— Бьет током!
— Ты что? Нелепость!
Саша вернулся.
— Не сильно, но бьет…
Саша поднес пальцы к сколу и отскочил.
— Что за чертовщина! Даже треск. Слышал?
— И искры видел, — криво улыбнулся Эдуард.
— Сейчас надо Лельку искать. А к этому мы еще вернемся! Мы обязательно вернемся!
Они выползли из грота и двинулись дальше по туннелю туда, где в свете карманного фонарика клубились белесые пары теплой воды… Влага оседала на лицах.
5
Вадим сидел у входа и мучительно слушал. Он был рад, что различает свет и тень. Отвернется в пещеру — темень. Повернется к выходу — светлеет.
Скорее бы, пусть скорее мутными контурами начнут вырисовываться скалы… камни… сопки…
Под ногами товарищей лабиринт ожил. Многократное эхо превращало шаги в странный гул. И он слушал этот голос. Чувствовал: страшно устал, может уснуть здесь же, прямо на камнях. Все в полузабытьи. А свет не пробивается в незрячие глаза.
И вдруг… В отдаленном шуме — новый, едва уловимый звук. Раньше, когда были глаза, он бы его не различил. Но теперь весь мир сконцентрировался в звуках. И этот, мягкий, что даже эха не порождает, — несомненно приближается. Вадим вскочил, повернувшись к нему лицом…
Голос изумленно-ясный:
— Димка! Ты?
— Лелька! Лелька! — закричал он. Вот почему так взволнованно слушал: чувствовал — она приближается. Холодные пальцы сжали его виски.